Маша Трауб - Моя бабушка – Лермонтов

Чтобы как-то реабилитировать дочь перед всем селом, бабушка нашла ей новое задание, в котором не было никаких домашних животных.

В районе, а бабушкина газета считалась районной, а не сельской, объявили указание партии и правительства — сдавать кровь в больницы. О почетных донорах писали заметки, делали репортажи с портретами, выделяли путевки в пансионаты и льготные места в институте. За сдачу крови полагались горячий обед, стакан кагора и отгул. Мама тут же согласилась сдавать кровь чуть ли не каждый день, чтобы не появляться в редакции. Бабушка велела ей не только сдать кровь, но и написать о том, кому эта кровь понадобится, взять интервью у медсестер, у других доноров и благодарных пациентов, которые выжили благодаря переливанию.

Бабушка заявила, что Роман останется в редакции, хотя он и кричал, что у него редкая группа крови, которой он готов поделиться. Никаких подстраховок. Пусть ее дочь выполнит ответственное задание сама. И мама отправилась в городскую больницу для выполнения высокой миссии. Кровь она сдала. Горячий обед съела. Выпила стакан кагора. Взяла интервью у медсестры. Вышла на крыльцо, где благополучно упала в обморок.

На ней была летняя панамка, которая при падении свалилась на землю. При этом даже платье не задралось. Пока мама лежала в обмороке, ей в панамку накидали мелочи, еды, несколько бумажных купюр. Дали даже больше, чем нищенке, которая всегда сидела у ворот больницы. Собственно, профессиональная нищенка и подняла на ноги врачей. Сначала она переругивалась с соседкой, которая улеглась на ступеньках, да так удачно, что собирала все подаяние. Потом стала ей угрожать. И только потом подошла и увидела, что девушка совсем белая, совсем холодная, несмотря на жару, и почти совсем мертвая. Все это заняло минут пять, не больше. Нищенка, знавшая весь персонал больницы, включая главврача, добежала до его кабинета и заставила выйти на ступени. Мама была уже не белая, а синяя. Ее быстро погрузили на носилки и перенесли в палату. Когда она очнулась, то увидела над собой грязное лицо нищенки. После чего снова отключилась. Профессиональная побирушка обшарила карманы маминого сарафана и нашла редакционное удостоверение. После чего снова вызвала главврача, суя ему под нос удостоверение, настояла на капельнице и даже продиктовала состав препаратов, которые нужно ввести внутривенно. Главврач с ужасом уставился на нищенку, которую видел на ступенях больницы каждый день, каждый день собирался ее прогнать, но не решался. Женщина была деликатной, вежливой и нравилась посетителям — она всегда молилась за здравие, если ей давали деньги именно на это. Она разговаривала с родственниками больных, и те уходили со двора спокойными.

Главврач больницы, Тамерлан Аланович, был давним другом бабушки. Именно он организовал кремацию Тимура. С бабушкой он был знаком еще по полевому госпиталю, и когда увидел фамилию мамы и название газеты в удостоверении, ему самому понадобилась медицинская помощь. Тамерлан, Тамик для бабушки, положил под язык таблетку валидола и велел медсестрам сделать все, что сказала нищенка. Состав капельницы ему показался идеальным, фронтовым. О таком составе знали только военные хирурги, и то не все, а лучшие.

Молоденькая медсестра пыталась вставить в вену больной катетер. Вены у моей мамы тонкие, и медсестра никак не попадала. Нищенка взяла бутылку со спиртом, быстро вымыла руки над раковиной, вырвала у медсестры иглу и поставила катетер. Подкрутила капельницу. Твердые, профессиональные жесты. Тамик, раскрыв рот, следил за ее действиями. Это был высший пилотаж. Явно медсестра экстренной хирургии.

— Вы кто? — спросил он, сглотнув слюну.

— Ляля. Меня все звали Ляля.

— Почему вы побираетесь?

Ляля пожала плечами.

— У кого вы служили?

— Он умер. Застрелился, — Ляля назвала фамилию гениального военного хирурга, который пустил себе пулю в висок, когда на операционном столе умерла его жена.

Дальше началась фантасмагория. Тамерлан велел Ляле помыться и ассистировать ему на операции. Остальные медсестры стояли столбами. Ляля подавала инструменты еще до того, как об этом ее просил главврач. Бабушке позвонили в редакцию, она приехала уже к вечеру. Мама лежала под капельницей и была уже не такой бледной, даже слегка розовой. Потом они втроем — Ляля, Тамик и бабушка — пили коньяк. Тамерлан плакал и просил прощения у Ляли за то, что столько времени ходил мимо и практически не замечал ее на ступенях больницы.