Маша Трауб - Моя бабушка – Лермонтов

В каждом дворе также стоял пенек. Он считался хозяйственным. И к пню таких претензий, как к посуде, не предъявлялось. На пне делали все — резали мясо, отрубали головы курам, шинковали лук и овощи. Я не помню, чтобы пень хоть раз кто-нибудь мыл — сметали рукой на землю остатки предыдущих заготовок и приступали к приготовлению новых. Опять же отдельно никто не резал лук, например, для фарша. Сначала рубилось мясо. (Мясорубками пользовались в городе, в нашем селе насчитывалось две мясорубки — у моей бабушки и у Варжетхан. Ни та, ни другая ими не пользовались. Бабушка не умела, а Варжетхан считала, что порубить мясо быстрее, чем перекрутить, мясорубку же еще и отмывать потом.) И уже в нарубленное в клочья до состояния фарша мясо «врубался» сверху лук и чеснок. Поверху.

Изучение инструкции к скороварке не помогло. Поскольку телефонные переговоры стоили дорого, бабушка стала слать телеграммы в Москву.

«Закрыла зпт ничего тчк».

Мама звонила из Москвы, поскольку оттуда дозвониться было проще, а она знала, что бабушка сидит в редакции чуть ли не до ночи, и кричала в трубку (связь одинаково плохой была в обоих направлениях):

— Ты ее к розетке подключила? Она от розетки работает!

Поскольку розеток в сельских домах было мало, как-то не принято — одна под холодильник, еще одна под утюг на зимней кухне, а для всех остальных нужд тянули удлинители и втыкали тройники, то бабушка носилась с этой скороваркой по всему двору, пристраивая чудо-агрегат в удобное место. Но все равно получалось неудобно — резать то же мясо или лук было сподручнее на кухне (чудо-пня у нас во дворе, естественно, не имелось). Бабушка кромсала мясо и овощи и с разделочной доской выходила во двор. Скороварку она пристроила на лавочке. Пару раз бабушка спотыкалась об удлинитель, и мясо оказывалось на земле. Бабушка ни с первой, ни со второй попыток не смогла приготовить ничего путного, зато кошки и собаки, включая соседских, налопались на всю оставшуюся жизнь. Даже куры ужинали мясом.

«Дымит тчк сырое тчк», — отправляла бабушка маме очередную телеграмму.

Мама, которая поняла, что разорится на телефонных разговорах, посылала ответные телеграммы: «Покрути вскл».

«Доливать?» — приходила телеграмма от бабушки.

Мама, расписываясь в получении очередной телеграммы, уже кляла себя за то, что отправила бабушке скороварку. Лучше бы сапоги себе купила.

Скороварка продержалась недолго. Бабушка решила, что раз она шипит и дышит паром, то воду надо доливать непременно. В тот раз она решила сварить варенье из абрикосов. Привыкшие к традиционному ужину тем, что бабушка роняла на землю, окрестные кошки, собаки, куры и даже козы, уже собрались вокруг скороварки. Раздался взрыв. Все животные были в абрикосовой смеси. Даже коза, которой варенье прилетело прямо в морду. Несколько кур получили ожоги средней степени тяжести. Крышка отлетела в сторону курятника — петух от страха с тех пор больше не кукарекал и даже на кур не смотрел. Его пришлось пустить на суп за неисполнение служебных обязанностей. Хорошо, что во время взрыва бабушки рядом не было — она ушла в дом записать в блокнот пришедшую в голову мысль для очередной статьи. И хорошо, что скороварка стояла во дворе, а не в доме.

На взрыв прибежали соседки. И каждая спросила: «Ты что — гранатой орехи решила колоть?» В принципе колоть грецкие орехи гранатой — вполне в бабушкином стиле.

Ошпаренных кур пришлось зарезать, а кошки еще долго вылизывали остатки варенья из шерсти.

Да, кстати, про телеграммы. Мама с бабушкой предпочитали этот вид общения. Телеграммы были странного содержания. Учитывая то, что обе пытались сэкономить на тексте, где каждый предлог считался словом, то понять что-либо было практически невозможно. Свой спешный брак в возрасте шестидесяти пяти лет бабушка анонсировала так: «Свадьба. Адрес письмом. Связь редакцию. Экстренно».

Мама уже знала о бабушкиных матримониальных планах, но хотела узнать подробности, а потому тут же позвонила в редакцию. Бабушка ответила, но сделала вид, что ничего не слышит. «Не слышу. Ничего не слышу», — прокричала она в трубку.

Но настоящий ужас у мамы вызвала другая бабушкина телеграмма: «Люблю вскл Целую вскл Вышли триста тчк Верну».

Мама побежала доставать билеты на ближайший поезд. Если бы не подозрительные «Люблю! Целую!» и еще более подозрительное «верну», мама бы просто выслала деньги и успокоилась. Когда она с выпученными глазами, готовая сразу ко всему, сосредоточенная и деловая, появилась на пороге редакции, выяснилось, что бабушка просто была в хорошем настроении — закончила большой репортаж про героев труда. И на творческом и душевном подъеме отправила маме лирическую телеграмму.