Маша Трауб - Моя бабушка – Лермонтов

Потом я сидела за детским столом — на праздниках для детей всегда накрывался отдельный стол — и подсчитывала заработанное.

Еще позже, случайно, я заметила, как за женским столом плачет бабушка.

— Бабуль, ты чего? — спросила я.

— Ничего. Твоя мать… я ничего о ней не знаю… даже не подозревала, что она умеет…

Мама тем временем развлекала гостей со стороны жениха. Тетя Римма специально вызвала ее на эту свадьбу. И сюрприз подготовила. Римма, которая училась с моей мамой в одной школе несколькими классами старше и танцевала с ней в одном ансамбле, прекрасно знала, что мама никогда не станцует женскую партию, потому что занималась с мальчиками, и мало кто из мальчиков умел танцевать так, как она. Римма хотела сделать моей бабушке приятное. Но бабушка проплакала всю свадьбу. Мама подошла ко мне и отдала свою папаху, в которой были деньги. Много денег.

— Это твое, — подмигнула мне она.

Я тогда тоже готова была заплакать. Я не хотела знать, что мама умеет танцевать так, как никто из молодых мужчин. Я хотела, чтобы моя мама была как тетя Римма — шла по кругу и красиво поводила руками. Или хотя бы как Венера — она танцевала суетливо, дергано, но так, как положено женщине. Знала рисунок танца и не пыталась превзойти своим умением мужчину.

Я села рядом с бабушкой и насупилась.

— Ну что опять не так? — спросила мама, одетая в приличное платье, которое мы на ней раньше никогда не видели. Видимо, тетя Римма постаралась.

— Шут гороховый, а не дочь! Почему ты осталась? — вскрикнула бабушка и ушла со свадьбы. Я поплелась следом, крепко прижимая к груди мамину папаху с деньгами.

Бабушка родила четверых детей. Все умерли в разном возрасте, по разным причинам. Осталась одна мама. Бабушка любила всех своих детей. Но мама вообще не должна была появиться на свет — бабушка ее не хотела, не ждала. И каждый раз бабушка спрашивала: «Почему ты осталась? Почему ты из всех?»

Больше никогда я не видела, как танцует моя мама…

Иногда случались такие свадьбы, что все село с ума сходило. Невеста в дорогом платье, с настоящим серебряным поясом. Еды городской, необычной, редкой, дорогой — завались. Кавалькада машин, которые проезжали по селу и гудели. Машины в лентах, на капоте — кукла-невеста. Эти куклы потом хранились на чердаках, страшные, пыльные, грязные, со всклокоченными волосами. На каждом чердаке можно было обнаружить кладбище мертвых кукол из фильмов ужасов. Моя подружка Фатимка как-то завела меня на чердак в их доме — она играла с куклами, украшавшими машины многочисленных теток. Я тогда чуть сознание не потеряла от страха — на меня смотрели эти куклы в платьях невест, с выпученными глазами, отклеенными ресницами, дырами вместо щек, с залысинами и застывшим ужасом в стеклянных глазницах.

Похороны тоже бывали роскошными. Особенно если умирал уважаемый человек.

Так было и тогда. Умер бабушкин однополчанин, ближайший друг, ветеран войны, герой — Тимур Робертович. Умер в собственной постели, в окружении детей, внуков и правнуков.

— Похороны надо делать, — вздохнула Алина, вдова, едва Тимур Робертович испустил дух, — а денег нет. Откуда взять?

— Принесут, не волнуйся. В первый день принесут, расплатишься за остальные дни, — сказала бабушка.

— Может, как-нибудь скромно? В кругу семьи? Только близкие? — без всякой надежды спросила вдова. — Я не выдержу. Зачем он умер? Он же знал, что я ненавижу ходить на похороны! — Алина заплакала, хотя до этого держалась.

— Придется. На похороны из города приедут, — напомнила бабушка.

— Тогда надо у Альбины в кафе еду заказывать… откуда деньги брать? Зачем он умер? Зачем?

Бабушка смотрела на Тимура. Они подружились еще в госпитале. Тимур служил танкистом — контузия, тяжелое ранение. Чудо, что он вообще дожил до правнуков. Ему давали от силы недели две. Но он выжил, вернулся в село. Только бабушка знала, что он не слышит правым ухом. Она, после контузии, не слышала левым. И они всегда за столом или на лавочке садились так, чтобы бабушка могла слышать правым, а Тимур — левым.

— Место на кладбище нужно хорошее. На нашем, старом, ведь уже не хоронят? А он здесь хотел. Венки надо заказать — от детей, внуков. И гроб. Надо ведь гроб дорогой… — Алина говорила сама с собой. — Ну что ему не жилось? Разве плохо было? Правнуку всего месяц. Нашел время умирать. В другой день не мог умереть? Через год или два. Все деньги на младшего сына ушли — он в институт уехал учиться. Ты же знаешь. А как мальчику в городе без денег? Он мне говорил — еще пару лет потерпеть, и тогда для себя поживем. А сейчас мне для кого жить? Мария, ты ведь поможешь с кладбищем? Если он здесь хотел, а дадут не здесь, то что делать?