Александр Тарнорудер: Остановить песочные часы

— На ближайшие полгода хватит.

— Ладно, приеду, поговорим.

Мы сидим в саду далеко заполночь, и я не хочу, чтобы заканчивался этот удивительный день. В полусумраке свечей мы приканчиваем бутылку вина и не можем наговориться: о капризах давно спящих девчонок, о смешных кошачьих повадках, о действующей на нервы дури моей корпорации, о полном сумасшествии в его старт-апе. Меир признается, что они ведут переговоры с очень серьезным клиентом с толстым кошельком. Осталось только дождаться момента, когда эту сделку одобрит FTC — Федеральная Комиссия по Торговле, поскольку клиент из-за океана.

— О какой сумме речь? — спрашиваю осторожно, почти шепотом.

— Пока не знаю точно, но может быть очень много.

— Как много?

— Девятка, по порядку величины.

— А как долго ждать? — даже как финансист, я не могу представить такой суммы, и мне трудно поверить, что в нашем распоряжении окажутся пресловутые четыре процента.

— Еще несколько месяцев.

Меня захлестывает счастье, что Меир находится со мной, и мы можем общаться, как нормальные люди. Практически все время с самого начала моей беременности Мааян он был на работе. Не столь уж и важно, где находилось его тело физически — сперва его мысли витали в алгоритмах и формулах, потом он занимался поиском ошибок и багов, а в последние недели общее состояние их коллектива достигло такого накала, что никакие предохранители, казалось, не выдержат. Осознание того, что Меир, в конце концов, принадлежит только мне одной, а не своему старт-апу, вызывает в моем теле ощущение сладкой дрожи.

Я так хочу его. Боже, как я хочу его!

Я забираюсь к нему на колени и обхватываю руками, зарываюсь носом в шею и начинаю тихонько покусывать. Я чувствую его ответную реакцию и хочу его внутри сейчас, немедленно, чтобы был его запах, чтобы он смешался с моим запахом. Сейчас я тебе покажу сатиновые нарукавники! Я тащу его в ванную, сбрасываю одежду и, подложив полотенце, сажусь прямо на умывальный столик. Я раздвигаю ноги, выгибаю спину и прикрываю глаза. Меир смотрит на меня недоуменно, потом охватывает лапищами мои ягодицы и входит в меня. Мне больше ничего не нужно, только чувствовать, как он ворочается внутри, как в меня проникает его запах, его пот, его жидкость… Потом мы долго стоим под душем и намыливаем друг друга, смываем пену и намыливаем еще и еще, пока не подходит к концу горячая вода. Меир снова готов, и мы перемещаемся в спальню. Я толкаю его на кровать и седлаю, как наездница, охватываю ногами, медленно впускаю все глубже…

На следующее утро я иду к врачу и первый раз в жизни без зазрения совести вру про тошноту, головокружение и головную боль, выпрашивая отпуск по болезни дня на три. Получила, конечно — в отсутствие косметики и после бурной ночи видок у меня тот еще.

Я прожила два лучших дня в своей жизни, находясь в каком-то феерическом облаке счастья. Все обычно вспоминают медовый месяц, путешествия и постельные молодежные подвиги, когда по неделе из койки ни ногой — вот чушь-то. Про медовый месяц — особенная глупость: жили-жили вместе лет пять, а потом решили оформить отношения, как бы, официально. Что тут началось! Родители с ума посходили, будто деньгам лучшего применения нет, как на ветер их выкидывать. Слышали бы вы, какие песни запел мой папа, директор маленького филиала большого национального банка:

— Я не желаю, чтобы на меня показывали пальцами и говорили, что этому скупердяю жалко денег для единственной дочери.

— Я не единственная, у тебя еще двое детей имеется.

— Сыновья, и давно, слава Богу, выросли, а дочь у меня — единственная! И я не хочу…

— Лучше я на эти деньги куплю дом и буду в нем жить, если уж на то пошло.

— Ты родилась в черных сатиновых нарукавниках, и поэтому вместо погремушки мама сразу же дала тебе счеты, — съязвил Меир.

— Ах ты!.. — я запустила в него подвернувшейся под руку горстью орехов.

— Далит, папа для всех старается… — дипломатично вмешалась мама, всю жизнь вкалывавшая дома гораздо больше, чем отец в банке.

— Это были папины счеты, если уж на то пошло, — перебила я.

— …и не надо его обижать, — продолжила мама, как ни в чем не бывало.

— Жених у меня небогатый, математик, зачем же так деньгами бросаться, — выпустила я стрелу в другую сторону.

— Зато с богатым потенциалом. И, если уж на то пошло, — кривляясь, передразнил меня Меир, — зачем же фисташками бросаться, они тоже денег стоят.

Он успел перехватить блюдо с орехами раньше меня.