Эдвард Форстер - Морис

Почему он должен служить таким людям? Он принимался размышлять об этике своей профессии, подобно умному студенту, однако железнодорожный вагон не принимал его всерьез. «Молодой Холл в порядке», — таким оставался вердикт. — «Он ни за что не потеряет ни одного клиента. Только не он». Ему был поставлен диагноз: цинизм, вполне уместный в деловом человеке. «Уверяю вас, он всегда инвестирует весьма взвешенно. А помните, какую чушь он нес прошлой весной?»

Дождь хлестал на прежний манер, барабаня по миллионам крыш и иногда достигая входа. Он прибивал к земле дым и принуждал испарения бензина и запах мокрой одежды дольше задерживаться на улицах Лондона. На обширный двор перед музеем он падал беспрестанно, отвесно омывая мокрых голубей и шлемы полицейских. День был такой мрачный, что в некоторых залах уже зажгли свет, и огромное здание стало похоже на склеп, чудесно освещенный душами мертвых.

Алек пришел первый. Он был одет уже не в плисовые бриджи и куртку, но в новый голубой костюм и котелок — часть его экипировки, приготовленной для Аргентины. Он происходил, по его собственному хвастливому заявлению, из уважаемой семьи — мелких торговцев, трактирщиков — и лишь по случайности предстал в качестве неприрученного дитя леса. На самом деле ему нравились лес, вода и свежий воздух, нравились более всего, ему нравилось защищать и уничтожать живое, но лес не имел «перспективы», и молодой человек, думающий о карьере, должен был выйти из леса. Сейчас он решил идти вслепую. Судьба дала ему в руки силки, и он вознамерился их расставить. Он протопал по двору, потом прыжками одолел ступеньки. Найдя убежище под портиком, он встал неподвижно, лишь искорки в глазах. Внезапные перемены походки были типичны для этого человека, который всегда слыл отличным стрелком, всегда был «на месте», как выразился Клайв в рекомендательном письме; «за те пять месяцев, что прослужил у меня А. Скаддер, я нашел его исполнительным и прилежным» — эти качества он предполагал обнаружить сейчас. Когда автомобиль доставил его жертву, он стал полужестоким, полуиспуганным. Господ он знал, приятелей знал; но к какому классу принадлежит мистер Холл, сказавший «зови меня Морис»? Собрав глаза в щелки, он стоял, словно ожидая приказа у парадного входа в Пендж.

Морис шел к самому опасному дню своей жизни вовсе без всякого плана, и все же что-то подрагивало у него в мозгу, как ходят мускулы под здоровой кожей. Спесь не была ему в помощь, но он чувствовал себя в хорошей форме, горя нетерпением сыграть партию и, как подобает англичанину, надеялся, что его противник тоже в хорошей форме. Ему хотелось вести себя порядочно, он не боялся. Когда он увидел пылающее лицо Алека за пеленой грязноватого дождя, его собственное лицо передернулось, и он решил не бить, пока его не ударят первым.

— Ты уже здесь, — сказал он, поднося пару перчаток к шляпе. — Этот дождь переходит все границы. Давай поговорим внутри.

— Где хотите.

Морис посмотрел на него с некоторым дружелюбием, и они вошли в здание. Оказавшись там, Алек вздернул голову и чихнул, как лев.

— Простыл? Погода такая.

— Что тут за вещи? — поинтересовался Алек.

— Разные древности, достояние нации. — Они остановились в коридоре римских императоров. — Да, погода никудышная. Выдалось всего два славных денька. И одна славная ночь, — добавил он озорно, удивляясь самому себе.

Но Алек не подхватил. Не такого начала ему хотелось. Он ждал проявлений страха, на которых мог выехать сидевший в нем лакей. Он сделал вид, будто не понял аллюзии, и чихнул опять. Взрыв эхом прокатился по вестибюлю, и лицо его, искаженное и конвульсивное, вдруг приобрело голодное выражение.

— Я рад, что ты написал мне второй раз. Мне понравились оба твоих письма. Я не держу обиды, ты не сделал ничего плохого. А насчет крикета и прочего ты ошибаешься. Признаюсь честно: мне было приятно быть с тобой, если тебя это беспокоит. Это? Я хочу, чтобы ты мне сказал. Я просто не знаю.

— А что у меня здесь? Насчет этого я уж точно не ошибаюсь. — И он дотронулся до нагрудного кармана, со значением. — Ваш почерк. И что у вас со сквайром — тоже никак не ошибка — хотя некоторым хочется, чтобы это было не так.

— Не впутывай, пожалуйста, — попросил Морис, но без возмущения, и ему показалось забавным, что он не чувствует возмущения и что даже Клайв Кембриджский утратил свою святость.

— Мистер Холл, полагаю, вы признаете, что вам не поздоровится, ежели кое-что выплывет наружу.