Мария Метлицкая - Самые родные, самые близкие [сборник]

Зима. Вовсю сверкали гирлянды – украшены были витрины магазинов, подъезды домов, арки и фонари.

В здании аэропорта он увидел цветочный киоск. Купить цветы? Кому? Даше? Глупости какие. Хотя встречают же близких с цветами, тем более женщин. Да, два букета – ей и Насте, маленькой женщине. Он выбрал букеты и пошел в зал ожиданий.

Минут через десять объявили, что самолет из Барселоны приземлился.

Лагутин взмок от волнения.

Он вглядывался в толпу и искал глазами дочь и бывшую жену.

Руки вспотели и дрожали. Во рту пересохло.

Наконец он услышал знакомый голос:

– Лагутин, я тут!

Он увидел стройную фигуру в черном длинном пальто. Даша. Она махала рукой и улыбалась.

Рядом с ней никого не было.

Через минуту она подошла к нему и дежурно чмокнула его в щеку.

– Ну, привет? – спросила она, внимательно и с интересом разглядывая его. – Эй, Лагутин, очнись! – Она рассмеялась.

– Где Настя? – хрипло спросил он. – Почему ты одна?

Даша скривилась:

– Да ну ее к черту! С ней уже и не сладить! Возраст такой – говеный! Упрямая, как… Как ты, Лагутин! – И она вновь засмеялась.

– В смысле? – хмуро спросил он. – С ней все в порядке?

– Да все с ней отлично! – раздраженно ответила Даша. – Просто не захотела поехать, и все! Ослица упрямая, а не девка – так с ней тяжело! Если б ты знал! Да откуда тебе…

Лагутин пребывал в полной растерянности. Он не знал, что ответить. Молчал.

– Ну, – нетерпеливо и капризно спросила Даша, – долго будем стоять? Может, пойдем?

В ее голосе послышалось раздражение.

– Ты обманула меня? – наконец произнес он. – Настя и не собиралась в Москву? Ты наврала? Хотя чему удивляться? – усмехнулся он и с интересом посмотрел на Дашу, словно видел впервые.

И надо сказать, она была хороша – очень хороша была его бывшая жена. Хороша и молода, словно девочка. «А ведь ей уже сорок два, – подумал Лагутин. – Но время над ней не властно. Кажется, с возрастом она стала еще красивее. Да. Только какое мне до этого дело?»

– Да брось! – воскликнула Даша. – При чем тут я? Зачем мне врать, Лагутин? Я ее уговаривала, умоляла. Но она ни в какую – не поеду, и все. Знаешь, мы так поругались.

– Ладно, – хмуро проговорил Лагутин. – Пошли.

И они двинулись к выходу. Поймали машину – их было море, бери – не хочу.

Лагутин сел впереди – сидеть сзади, рядом с ней, ему не хотелось. Он ей не верил.

– Домой? – спросил он.

Она молчала.

– Ты едешь домой? – повторил он. – На Калужскую, к матери?

Она грустно вздохнула:

– А куда же еще? Только где мой дом… Сама не знаю.

Он удивился, но ничего не спросил. Разговаривать ему не хотелось.

Молчание нарушила она:

– Лагутин, а я развелась! Слышишь?

Не поворачивая головы, он кивнул:

– Да. А что так? Кажется, у тебя было все хорошо.

– Было, но прошло.

– Бывает, – согласился Лагутин, – я помню.

Даша не ответила. Так и доехали молча. Он вышел из машины и достал ее чемодан. Коротко бросил водителю:

– Подождите!

Вошли в подъезд, молча поднялись на лифте. Лагутин поставил Дашин чемодан у знакомой двери.

– Не зайдешь? – тихо спросила она. – Мне… страшновато… одной и так паршиво.

– Нет, не зайду, – твердо сказал он. – Удачи тебе! – И нажал кнопку лифта.

«Почему так колотится сердце? – подумал он. – Ведь все давно прошло – столько лет! Мы совершенно чужие люди. Я все про нее знаю. Все. И от этого мне должно быть легко и просто. Я знаю, какая она, и она не изменилась. Люди ведь не меняются».

Он плюхнулся на заднее сиденье, чтобы не общаться с шофером, уткнулся в воротник куртки и стал смотреть в окно.

Новый год. Надо лететь домой. Какой он дурак, что взял билет на следующую неделю. Снова надо менять. Бежать, бежать из Москвы. Только так он спасется.

Завтра он улетит и Новый год будет встречать дома. Новый год все встречают дома, так положено. И у него есть дом, какой-никакой, а дом. Но как же паршиво на сердце! Как гнусно. Настя. Но почему она не приехала с матерью?

Хотя ответ ясен – кто он ей? Отец? Нет. Чужой человек. Вот как сложилось. Плохо сложилось. Точнее – не сложилось. Не получилось. Ничего, ничего не получилось в его жизни. Сам виноват – упрямый дурак. Гордыня заела. Мама была права, как всегда.

Шофер бормотал что-то себе под нос и чертыхался:

– Каток! Блин, ну полный капец! Просто заносит, тормозить не могу! Вообще тормоза не реагируют! Капец, блин, полный капец!

Ну и так далее. Лагутин прикрыл глаза. «Как я устал! – подумал он. – Просто невыносимо, нечеловечески устал за эти несколько дней. Какое счастье, что скоро новогодние каникулы, которые все проклинают, в основном несчастные жены, вынужденные стоять у плиты и видеть помятые рожи мужей. Но только не он, Лагутин. Уж он-то стоять у плиты не обязан. А вот зимний лес, лыжи и просто прогулки ему обеспечены. Можно смотаться в город, сходить, к примеру, в театр. Или просто посидеть в кабаке, например, с Илюшкой Ревзиным. Илюшка молчун, как и он сам, проблемами не грузит, выпивает в меру, правда, любит пожрать. Но это не недостаток. К тому же любит готовить – замутить какой-нибудь сложный плов или лагман. Или шурпу. А еще можно пойти в лес на шашлыки всей честной компанией. Вот это дело! И еще стоять у окна и наблюдать за белками и снегирями. Снегирей в Городке полно – усядутся на голые ветки, словно помидоры из банки. А белки! Прыгают по сосне, что в аккурат возле лагутинского окна. А самое приятное в этой истории – просто рухнуть на любимый диван и валяться до бесконечности – читать, дремать, слушать музыку. Он представил себе все это и даже слегка улыбнулся: «Домой! Как же я хочу домой, господи!»