Мария Метлицкая - Самые родные, самые близкие [сборник]

Потом его мысли переключились на дядю Леню. «Совсем старик. Дряхлый и немощный старичок. Жалко его». Лагутин знал, что у дяди Лени есть дочь – точнее, дочь той женщины, с которой он жил последние лет десять, не меньше. Да, дочь – его падчерица. И с этой падчерицей – как ее звали? – Леня был в замечательных отношениях, гораздо лучших, чем сам Лагутин с родным отцом. Эта падчерица ухаживала за Леней, приезжала, привозила продукты, покупала лекарства, убирала в квартире. Как-то все по-людски у них вышло. Не то что у Лагутина с отцом.

Потом он вспомнил о тетке и Нине: «Катя эта дура. Всегда была дурой – что про нее говорить. Дядя Шура с ней мучился – все это знали. Нина. Без нее бы не получилось как надо. Все было бы скомкано, сжевано, неправильно. Не по-людски – как говорила мама. Хороший человек она, эта Нина, дай ей бог».

Лагутин ворочался с боку на бок и все никак не мог уснуть. Вдруг запищал мобильный. Он дернулся, протянул руку и нашарил его на прикроватной тумбочке. На телефоне вспыхнуло табло времени – полвторого, ничего себе! Кто это, господи? Из Городка? Что-то случилось?

– Да, – хрипло сказал он, – слушаю вас!

Это была Даша.

– Лагутин, – услышал он, – я послезавтра буду в Москве. Мама в больнице. Ну и вообще… – Она замолчала, и ему показалось, что она всхлипнула.

– Можешь прилетать! А то потом опять скажешь, что я тебе не даю увидеть ребенка!

– Ты с Настей? – спросил Лагутин. – Ты летишь с Настей?

– Ну разумеется с ней, иначе чего бы я тебе звонила? Я же понимаю, что по мне ты не соскучился! – Она усмехнулась. – Ну, что молчишь? Прилетишь?

– Да я, собственно, здесь, в Москве, – пробормотал Лагутин, – отца сегодня похоронил. Вот как сложилось. Да, конечно, я сдам билет! – горячо заверил он. – Я так соскучился по Насте! Вот ведь совпало, – в волнении повторял он, – рядом с горем всегда ходит… – Он смутился и осекся, а Даша рассмеялась:

– Вот видишь, свезло.

От этих слов Лагутин вздрогнул и поморщился.

– Да уж, свезло, по-другому не скажешь. Похоронить отца – это, конечно, свезло.

Впрочем, от его бывшей жены услышать подобное неудивительно. Даша всегда была человеком… не очень тактичным.

– Лагутин, – оживилась она, – а ты нас встретишь? В Шереметьево, а?

– Да-да, – быстро ответил он, – конечно, встречу, о чем говорить?

– Номер рейса я вышлю, – кажется, она обрадовалась. – Ну что, значит, до завтра?

– До завтра, – ответил Лагутин, и в трубке раздался отбой.

Сна теперь не дождаться, это ясно. Он резко встал, прошелся по комнате, постоял у окна.

«Вот как бывает, – подумал он. – И вправду, вот горе, а вот радость. Даша ведь права! Она всегда говорила то, что думала».

Лагутин вспомнил, что иногда просто столбенел, застывал от растерянности, изумления и даже шока. А Даша обижалась: «А что тут такого? Ты же тоже так подумал! Но промолчал. А я – я просто озвучила наши общие мысли. Разве не так?»

Ладно, что он о Даше? Кто она ему? А вот дочь… Завтра он увидит свою дочь, и это главное.

Звякнула эсэмэска – Даша прислала номер рейса. «Надо бы поспать, – подумал Лагутин. – Эх, как надо поспать! Но это вряд ли. Слишком много событий. Слишком много волнений. А он от них отвык».

Утром, при встрече с Ниной, он начал разговор – дескать, простите, нарушаю ваши планы, сегодня не улетаю, задерживаюсь на несколько дней, пять-семь, сам пока не знаю.

– Простите великодушно. Получилось все внезапно, и сам не предполагал! Потерпите меня еще немного, ладно?

Нина отчаянно замахала руками:

– Господи, Алексей Петрович! О чем вы? О чем? Это вы здесь хозяин. Вы и так сделали мне такой сказочный, невозможный подарок, и вы еще извиняетесь! Ну как я должна чувствовать себя в этой истории, а? Давайте я уйду на эти дни, чтобы не мешать вам? Зачем вам быть тут с чужим человеком? Я преспокойно уйду, не сомневайтесь! Мне есть куда, честное слово! А когда вы решите свои проблемы и если не передумаете, то я с удовольствием вернусь.

Она продолжала бормотать, а он решительно ее остановил:

– Нина, все. И не думайте уходить, о чем вы? Вы мне совсем не мешаете, честное слово! Даже наоборот, приятно вернуться домой, когда там есть живая душа. Все, все, закончили. Надеюсь, я вас не слишком обременю своим присутствием. И хватит извинений и реверансов, ей-богу!

Нина кивнула и тут же спохватилась:

– Ой, Алексей Петрович! А я же вам в дорогу пирожки напекла! С капустой! Ну, в дорогу и в самолет. – И она покраснела.

– Нина, милая! – застонал он. – Ну зачем же? Какие пирожки, вы о чем? В самолете кормят, а уж до аэропорта я бы доехал, не помер, ей-богу! Зря вы беспокоились, зря.