Кристин Айхель - Поединок в пяти переменах блюд

– Должно быть, я обречен всю жизнь оказываться по другую сторону, – продолжал он тихо. – Вы понимаете, читать вместо того, чтобы писать, слушать музыку вместо того, чтобы ее играть. И самое ужасное в этом – одержимость, настоящая одержимость!

– Одержимость? Чем? – Сибилла посмотрела на волосатую руку Теофила, лежавшую на ее руке.

– Потому что я испытываю все больший голод, я становлюсь ненасытным. Я не могу больше читать книги как всякий другой человек. Понимаете? Я должен прочесть все. Абсолютно все!

– Хорошо, и что же в этом особенного?

– Я читаю буквально все в книге. Например, какое издание. Дату подписи в печать. Место издания. Даже ISBN!

Сибилла недоверчиво улыбнулась:

– ISBN?

– Да, и текст на клапанах суперобложки, его я всегда оставляю напоследок.

Сибилла серьезно посмотрела на Теофила.

– Вот как, текст на клапанах.

– Да, и если повезет, я имею в виду, если книжка не клееная, а сшитая, вы понимаете, то ее можно разогнуть, раздвинуть страницы. – Теофил непроизвольно показал как, поняв в ту же секунду, насколько двусмысленным оказался его жест. – И тогда можно прочесть номер тетради. Знаете, при печати тетради, из которых сшивают книги, нумеруют, и это как поиски клада, иногда мне удается разбогатеть, и я беру лупу и читаю номера тетрадей.

Сибилла вновь взглянула на руку Теофила, густо поросшую черными волосками, одновременно наслаждаясь гладкой рукой Себастьяна, лежавшей на другой ее руке. Затем она посмотрела Теофилу прямо в глаза.

– Но это же восхитительное сладострастие, Теофил. Боже мой.

– Именно это позволяет мне смириться, – сказал он еще более интимным тоном, давая себе отчет, как загадочно, туманно это звучит.

Штефани подозрительно посмотрела на ménage а trois, сложившийся на другом конце стола. Себастьян и Теофил близко придвинулись к Сибилле, каждый крепко держал завоеванную руку, попеременно тихо и настойчиво говоря что-то женщине, которая явно наслаждалась ситуацией.

– Дистанция, – произнесла Штефани, повышая голос и обращаясь к Герману, – дистанция между классами, дистанция между людьми, дистанция – вот в чем секрет.

Герман весело посмотрел на хозяйку.

– Вам придется пояснить свою мысль, – ответил он ей, бросив взгляд на поглощенную собой троицу.

– Возьмем для начала дистанцию между классами, – продолжила Штефани чуть более громким голосом. – Например, в парикмахерской я всегда оставляю мастеру на чай в кассе. Этот благодарный взгляд слуг – ужасен, но даже он в наше время становится редкостью.

Регина слушала ее сочувственно, хотя сословное высокомерие Штефани было ей абсолютно чуждо. Для нее было только in и out. [83]Поэтому Регина гордилась тем, что с недавних пор она получила наконец право называть известного всему городу модного парикмахера «пупсик», запросто болтать с ним и пить шампанское.

– Дорогуша, я надеюсь, что ты уже не ходишь к той провинциальной кошелке! – участливо прокудахтала она и окинула локоны Штефани всепрощающим взглядом очень, очень хорошей подруги.

Она выразительным жестом поглубже воткнула перо в высокую башню прически и злорадно улыбнулась Герману.

– Вкус у нее, конечно, есть, дорогая Штефани, но иногда не хватает стиля. И голова становится похожа на лопнувшую диванную подушку.

Глаза Штефани сузились. Вот он, этот взгляд из бойниц.

– Эта сомнительная смесь местечкового жеманства и мусоросборника на самом деле вовсе не мой жанр, – ответила она, смерив Регину ледяным взглядом, и поднялась.

– Пора подавать десерт, вы не находите?

С этими словами она покинула комнату и направилась в кухню, по дороге зайдя в туалет.

Герман Грюнберг с усмешкой откинулся на спинку стула.

– Когда у человека есть такие друзья, враги ему не нужны.

Регина расстроенно кивнула, она растерялась от этой внезапной вспышки агрессивности Штефани.

– Она всегда хочет быть on the top, [84]жаждет абсолютной власти, – по-детски пожаловалась Регина. – Да, это трудно – быть немного мудрее и следовать старому доброму правилу: разделяй и властвуй.

Герман ухмыльнулся и сказал:

– Lift and separate [85]– это был девиз производителей бюстгальтеров в пятидесятые годы.

Регина была в восторге. Она была отходчивой, обидные выпады в беседах и даже оскорбления мало ее задевали.

– Герман, где вы это откопали? – промурлыкала она. – Вы такой занятный, и у вас талант к языкам! Кстати, послушайте все, давайте устроим небольшой опрос, я сейчас выбираю новое название для своего агентства, и у меня есть действительно классные, классные идеи, не хватает только последней точки… – Она принялась рыться в своей кожаной котомке, разыскивая то, что, видимо, не так-то просто было найти. Периодически подбадривая всех Фразами «сейчас, сейчас», «еще секунду» и «got is soon», [86]Регина низко склонилась над своим мешком и, наконец, вынырнула с раскрасневшимся лицом, но сияющая, держа в руке розовый листок бумаги. Она достала из декольте миниатюрные, усыпанные стразами очки, как фокусник вытаскивает из цилиндра кролика. И, надев их на нос, начала читать: