Виктор Попов - Чел. Роман

– Так сразу и нет.

– Так сразу.

– И с чем вы это связываете?

– Говорят, в реанимации кто-то лежит. Вроде от него все.

– А как это от него всё?

– Ну, коснуться там или близко быть…

– А вы видели?

– Нет. Там окна в бабочках, ничего не видно… Ну, я, что уж скрывать, засветло, еще до охраны ходила под окна. Просила.

– Кого просили?

– Не знаю. Бога, кого еще… Ну, и его…

– Кого?

– Да, не знаю я… Бросьте вы… Такое счастье, а они с вопросами…

VI

Репетиция накануне субботнего концерта длится около часа. Пасхальная неделя в храме расписана по минутам. Оркестр и солистов впускают в зал и просят выйти точно в обозначенное время. Отец присутствует. Невиданная редкость. Хористки скопом провожают его восторженными взглядами. Дирижер пытается сойти за старого знакомого, хотя видятся они впервые. Отец заученно расточает улыбки и мимоходом просит Чела сегодня не форсировать голос. Вещи сложные. Даже набившая оскомину шубертовская «Ave Maria» требует внимания. Ее часто поют на вступительных экзаменах. Вещь красивая, трогательная, внешне простая. Последнее обманчиво. Отец иронизирует:

– Сжимаются, как плюшевые мишки, и мычат себе под нос. А на втором ряду хоть надевай слуховой аппарат – все равно не услышишь. Или того хуже – пищат, как детки…

Для Чела обе заявленные «Ave» – пройденный этап. Они легко и на полную грудь даются. Храмовая акустика в помощь. Вертикали на верха тут хватит с избытком. Нужно ее только поймать. А поймав, не терять и держаться. Молитва на то она и молитва, чтобы взлетать.

«Una furtiva lagrima» – тоже своего рода молитва. Потому отчасти и выбрана третьим номером. Конечно, главное – другое. Она из бельканто – пропуск в высший свет. Ее не спеть как надо эстрадно-умильным голосочком с красивой серединой. Ей в жертву, по крайней мере дважды, нужны верха. Какие надо верха. И дилетант услышит. А профи узнает своего в а капелла в финале, когда звучит даже и не голос, а тишина меж слезами Неморино.

«Так и слеза звучит без звука…» – думает Чел. Отец меж тем твердит свое с начала года. Твердит с того январского концерта JDF, испорченного как раз на «Lagrima» чьим-то не выключенным в партере мобильником:

– Пора становиться своим, мальчик. Ты – ранний. Пора.

С утра и на весь день Чел погружается в ноты «Lagrima». Сегодня они наполняются посторонней: девочкой из метро. Как это его ни коробит, ее пальцы не выходят из головы. Память избирательна. Лицо и глаза порой забываются. Шапочка, снуд и мяч черно-желтым фоном ложатся под нотный стан. И сами ноты окрашиваются, приобретая не слышимые ранее оттенки. Мелизмы 54 54 Мелизм – мелодическое украшение звука. Разновидность фиоритуры. играют чистым золотом. Трагедия первой части темнее обычного, но с еще более явным предощущением света. Любовь на ре-бемоль мажор сегодня с оттенками лимона, но без какой-либо кислинки и намека на горечь. В нем будто прячется сладчайший марокканский мандарин. В финале снова пальцы. Истерзанные и кочковатые, они неслыханно нежны и грациозны. Dolce. Всеобщее dolce в largetto 55 55 Dolce. Всеобщее dolce в largetto. – Dolce – (итал.) сладкий, нежный. Largetto – в музыке обозначение умеренного медленного темпа. .

На общеобразовательных уроках весь день в ход идут эталонные записи. Студийные наушники для метро сменяют беспроводные, едва заметные капельки. Чел делает вид, что смотрит на доску и учителей. Маскируясь, что-то записывает, путая тетради по предметам. Так дифференциальные вычисления становятся истоком Французской революции. Бензол с органической легкостью принимает в свои кольца акмеизм и Эйнштейна. JDF завязывает все в единую канву, поверх которой сжимают и разжимают мяч все те же избитые, но прекрасные пальцы.

К сольфеджио Чел уже предельно наслушан и начитан. Наушники убраны. Эта тетрадь не испорчена предметной иноземщиной. В ней только музыка. Чел слабый, но прилежный теоретик. Наушники-капельки возвращаются на истории музыки. Малер – не его.

– Ничего личного, Густав, – шепчет он в оправдание. – Дело вкуса. И только.

На Малере вообще, на Доницетти в частности Чел решает отослать «пальцам» приглашение, раз уж они так настойчивы. Поиск страницы не занимает много времени. Аватарка приметна. Хотя ник обычный. Чарли много. Но она одна такая в своем Кватроченто.

«И почему она Чарли?» – размышляет Чел, думая над комментарием. Так ничего и не придумав, ограничивается билетом. Комменты излишни. После ее прощального языка всё и так ясно. Надежды, что она придет, – нет. Возможно, пропадет из нот. Возможно. Не придет и навсегда исчезнет.