Виктор Попов: Чел. Роман

– У вас тут шоколадная фабрика взорвалась, что ли? Вот не сиделось товарищу майору дома…

– Петя! Опять! Ну, я же вроде на службе… Приказ был…

Больничный дворник, подметающий накат для подъезда машин скорой помощи, случайно заметает грязным снегом туфли мужа, начищенные до зеркального блеска. Дворник останавливается. Отрывает взгляд от земли. Невинная улыбка подчеркивает старческие мимические морщинки. Муж, готовый было взорваться, неожиданно смягчается, как будто столкнувшись с неведомой силой:

– Осторожней, пожалуйста.

Дворник кивает и удаляется к главному входу, от которого в тот же самый момент в направлении восточного фасада удаляется мужчина, делающий видео-селфи. Муж постукивает ботинками друг об друга и договаривает:

– Да понятно, что на службе. Кому говоришь? Знаю. Садись…

Опираюсь на сталь его руки. Она с первой встречи и до сих пор поражает.

– Кейс давай…

– Нет, он со мной.

Одергиваю руку. Тянет разочарованно:

– Ну, всё – секреты… И от кого? Что уж секретней моего может быть?

Не комментируя, забираюсь в машину.

– Здравствуй, Сережа.

– Здравия желаю, Юлия Вадимовна.

Петя садится спереди. Интересуется на всякий случай:

– Домой сразу? Никуда не заезжаем?

– Сразу.

– Трогай.

Открываю кейс и достаю ноут. Не успев прочитать и строчки, ловлю в зеркале недовольный взгляд мужа. Убираю ноут с колен. Ставлю на сиденье слева, но не выключаю и не закрываю.

«Они раздеваются, что ли? Прямо в вагоне? Да кто они и где они?»

Вслух, как ни в чем не бывало:

– Тут папа был… Уехал… недавно… Помнишь же, у них на Новый…

– Да конечно. Как он?

– Хорошо. Всё о бабочках…

– А Варвара Сергеевна?

– Он один был. Она звонила, но он сбрасывал. Нормально, я думаю. Хотя не ее погода. Она не любит снег.

– Да кто его любит?

– Дети.

– Ну, разве что…

Переулками, еще наполненными людьми, под неумолкающее ворчание мужа, через десять минут вместо двух обычных выезжаем на проспект. На нем людей на проезжей части нет. Но поток машин много больше традиционного воскресного. До реки плетемся с пешеходной скоростью. Наблюдая тут и там приметы надвигающегося праздника – гирлянды, елки, Дедов Морозов, – успеваю несколько раз мельком взглянуть на экран. Муж – или мне только кажется – следит за этими попытками к бегству. Но, что странно, закрыть ноут не требует, чем и пользуюсь. Мы не ссоримся при подчиненных.

Глядя на мостовые гирлянды, размышляю:

– А может, Глеб прав? Никакие они не подозреваемые. Никакого иносказания. Двое – он и она – как есть…

За рекой город самый обычный. Здесь ничего не напоминает о случившемся на другом берегу. Добираемся за пять минут. В лифте сталкиваемся с соседом с девятого этажа. Какой-то оперный певец. Народный артист. Восточных кровей. Незнакомы. Но здороваемся. Он – с генеральскими погонами. Мы – с лицом с афиш. Выглядит уставшим. В руках жестяные коробки. Вновь ощущаю запах шоколада. Точь-в-точь. Не спрашиваю откуда. Может, и мы занесли. Певец выходит на своем этаже, учтиво кивнув на прощание. Запах остается.

«Ну, точно от нас», – думаю я и, принюхиваясь к кителю, касаюсь щекой плеча мужа. Петя улыбается и легко, словно боясь придавить, гладит меня по голове. Спустя этаж, обнимает и целует в губы. Отвечаю. Через пару этажей вспоминаю слова Белой о детях и прижимаюсь щекой к мужней груди, шепчу извиняясь:

– В лифте целуемся… Как детишки…

Петя не отвечает. Только молча гладит по голове.

Бардак в квартире устраняем вместе. Петя, на удивление, снисходителен. Предполагая, что ужина нет, привез два блюда с министерской столовой. Салат а ля рус и бефстроганов. Накрывая на стол, не удерживаюсь от саркастического коммента:

– Патриотично.

Петя хмыкает в ответ, открывая выдержанный бельгийский трипель 96 96 Трипель – сорт крепкого пива. .

Ноут с тредом оставляю в зале, неподалеку от елки, заведомо зная, что после ужина придем ее наряжать. Можно подглядывать мельком. Правда, не ясно – зачем. Тем не менее ухожу в зал первой. Читаю, уже не отматывая, текущие строки: