Виктор Попов: Чел. Роман

– Я и не отрицаю. Но я не хочу больше об этом думать. Это ваша работа разгадывать загадки. А меня – увольте. Были они или не были. Это ничего не меняет. Думаю, не пройдет и часа, как сюда привезут человека, которого мне придется спасать. И хорошо, если шансы будут пятьдесят на пятьдесят. Мне, знаете ли, некогда вспоминать и оглядываться.

– А как же те, кого они вылечили?

– Поживут здоровыми. Но рано или поздно заболеют и умрут, или попадут в какую-нибудь историю со смертельным исходом… Жизнь конкретного существа временна… Я и прочие только оттягиваем неизбежный финал… Да я, кажется, это уже говорила утром… Что повторяться?

Белая длинным глотком допивает чашку и идет к мойке. Провожаю ее взглядом, невольно натыкаюсь на экран.

Вычисляю станцию. При ней вокзал. Направление – юг. Едут наугад, а все верно. Босым место там, где теплее. Звонит муж. Удивляюсь вслух:

– Быстро.

Белая выключает воду и спрашивает вполоборота.

– Что?

Показываю трубку.

– Муж. Приехал… Да, Петя. Да, да… Поняла. Сейчас выйду… Спасибо за чай.

– Доешьте, – указывает Белая на недоеденный кусочек торта.

– Вы это как врач говорите? – интересуюсь и, не дожидаясь ответа, делю остаток на кусочки.

– Нет. Как хозяйка гостю.

– А… Тогда подчиняюсь…

Доедаю и передаю Белой тарелку.

– Чай тоже допить?

Она понимает мою иронию и отвечает на той же волне:

– Желательно. Но не так принципиально… Чай – вода. Она стерпит.

Тем не менее допиваю и показываю пустую чашку. Белая тут же иронизирует в ответ:

– Вы были бы хорошим больным. Покладистым.

– Нет уж, увольте…

Встаю. Закрываю ноут. Смотрю в зеркало. На лице легкая аллергия. Пятна. Шероховатости. Нервы. Что ж еще…

– Н-да… Так и муж с этой работой разлюбит.

– А он вас уже и не любит, – вдруг рубит с плеча Белая. Ошарашенно оглядываюсь. Она спешит объяснить:

– Он их любит. И вас вместе с ними. Но уже не отдельно. Только с ними. Это нормально. С этим надо смириться. Я проходила. Знаю.

Натянуто улыбаюсь и беру пальто. Белая перехватывает его:

– Давайте помогу.

– Да я сама… Не стоит…

– Не спорьте. Это я уже как врач говорю. В вашем положении нужно делать как можно меньше сложных движений.

– Это сложное движение?

– Больше, чем вы думаете.

Подчиняюсь. Засовываю руки в рукава, но не застегиваюсь. Объясняю на всякий случай:

– Он у подъезда. Не успею остыть.

– Там запрещено останавливаться.

– С его номерами все можно.

– Начинается… – выдыхает Белая. – Идемте. Все можно… Кому можно? Все мы лишь кости и мясо… Уж поверьте мне… Никому ничего нельзя. И чем больше якобы можно, тем больше нельзя. Когда вы все это, наконец, поймете? – вопрошает она, не требуя ответа, и выходит первой. Спешу за ней, но на пути к фойе приемного отделения Белая как будто забывает о моем существовании. Там она сразу протягивает руку:

– Прощайте.

– До свидания. Может, когда и увидимся?

– Вы забываете, кто я. Не дай Бог нам с вами увидеться…

– Хм… В этом смысл вашего «прощайте»?

– Именно.

– Тогда прощайте, Маргарита Анатольевна.

– Прощайте, Юлия Вадимовна.

Приоткрываю дверь и оглядываюсь. Белая, скрипя стекольной крошкой, пересекает фойе. До последнего жду, что она обернется, но она верна себе – прошлого, как и будущего, не существует. Здесь мы похожи. Хоть в чем-то похожи. Мы не оглядываемся.

Выхожу. Воздух пропитан ароматом шоколада. Задняя дверь авто предусмотрительно открыта. Но никто не встречает. Муж у капота распекает вытянувшегося по стойке смирно водителя:

– Сережа, мать твою, сколько раз говорить, не бодяжь топливо – и не будет движок хрипеть, как хрон древний. Ты на кой контракт подписал опосля срочки? Чтобы у меня, читай у страны, ГСМ на карман тащить? Тебе платят мало? Или я тебе мало добавляю? Так я щас добавлю! Да только не в карман, а по башке твоей дурной, слов не понимающей.

Кулак подносится к носу водителя:

– Виноват, Петр Иваныч.

– Ясный пень виноват. Кто же еще виноват? Не сама же она в себя эту дрянь заливает…

Осекается на вздохе, заметив меня краем глаза, и прекращает порку:

– Ладно. На место давай. Герой войны, б… лин…

На неуклюжей переделке заключительного слова улыбаюсь, вспоминая Опалева – в такие моменты все полковники и генералы удивительно схожи.

Вижу за спиной мужа полного усатого мужчину, «селфирующего» на фоне главного входа. Петя на ходу снимает фуражку. Дежурно, как и все эти полгода, по-хозяйски положив руку на живот, целует. Вспоминаю Белую. Права. Без вариантов права.