Горан Петрович - Осада церкви Святого Спаса

– Повтори! Последнее мы не расслышали!

– Вижу…

– Громче! Не понимаем!

– Вроде бы себя самого вижу! Только каким-то раздувшимся, белым…

– Может, это ты после попойки?! – пошутил кто-то.

– Вижу, где я в воде захлебнулся! – вскрикнул предсказатель. Те, что держали его, оцепенели от ужаса, их руки разжались, он свалился в колодец и утонул.

Другие толкователи снов молча отскочили назад. Остался лишь один, он нерешительно подошел к колодцу и осторожно заглянул в него. Внутри все еще крутился, засасываемый водоворотом ужасающий крик несчастного, но вода уже начала успокаиваться, и на ее поверхность возвращался прежний отблеск солнца. Заглянувший в колодец пожал плечами:

– Нет его! Надо же, а он так хорошо видел!

Такими событиями была наполнена первая половина пятнадцатого дня. Под монастырем все кипело от жадного стремления добраться до церкви и наконец-то покончить с осадой. Неожиданно среди этого злого дня проснулся цикавац, сонно приоткрыл глаза, лениво выпустил когти, встряхнул крыльями. Глядя на этого бездельника, куманский вождь Алтай вспомнил, как ловко племена кочевников ловят дожденосные облака посреди плоской степи, где нет ни малейшей возвышенности. Берут воробья и просто-напросто привязывают к его лапке нитку, а потом отпускают в небо. Когда птица добирается до облака, когда она, такая маленькая, совсем теряется в его утробе, снизу начинают осторожно тянуть за нитку и тянут до тех пор, пока не приземлят воробья вместе с его добычей. После этого с облака счищают серую оболочку и оставшуюся белую массу разрубают на крупные сочные ломти, а птицу берегут до следующего раза.

Алтан решил попытаться сделать нечто похожее. Он взял длинную веревку, привязал к одному ее концу железный крюк, проскрежетал что-то ни птице, ни призраку, цикавац встрепенулся и взвился к Жиче, унося в клюве эту большую удочку. И стоило ему зацепить ее за мраморную раму окна нынешнего, вблизь глядящего, как он тут же камнем упал вниз и снова погрузился в дрему. Но этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы перед защитниками монастыря возникла новая опасность – началось перетягивание веревки.

На земле большая часть осаждавших дергала за нижний конец. Другие помогали им заклинаниями:

– Пусть закатится солнце красное!

– А на месте его взойдет клубок змей лютых!

– Змеи ползучие, змеи ползучие, воду всю выпейте!

– Пусть засохнут, пусть засохнут и леса, и реки, и поля, и ручьи!

– Пусть все травы от засухи полягут!

– Пусть легкость в тяжесть обратится!

– Пусть церковь, как цветок, завянет!

– Под ноги к нам, под ноги, пусть осядет!

А наверху, в вышине, братья вместе с беженцами единодушно держались за одну только молитву:

– Помоги нам, Господи!

– Спаси, Спаситель!

– Избавь нас, Богородица!

Тем не менее, казалось, земное перетягивало. Болгары и куманы пядь за пядью перемещали церковь Святого Вознесения вниз. И всему монастырю грозило падение. Еще совсем немного, и он окажется в жестоких руках осаждающих.

Итак, среди множества тех, кого праздник Христова Воскресения застал в Жиче, был и Блашко, Божий человек, который служил Господу, скитаясь от монастыря до монастыря. И хотя, конечно, в любом братстве найдется один-другой, кто не особо любит таких людей и даже относится к ним с известным недоверием, как к любым попрошайкам и бродягам, Блашко уже несколько раз сослужил монахам добрую службу. Он проявил себя прежде всего при подъеме монастыря. И не только советом отделить от подножья монастыря его тень, но и огромной верой в то, что монастырь может парить в воздухе. Блашко без страха обучал других, как следует передвигаться по монастырю, перескакивая с комка на комок земли, кроме того, следовало бы упомянуть и его особые знания о деревьях и древесине. Из одной щепки он мог сделать такое, на что кому другому не хватило бы и целого куста. И тем не менее, стоит людям заметить, что в чьих-то поступках ребенок проглядывает больше, чем это полагается в его годы, и его тут же, независимо от всего остального, причисляют к слабоумным.

– Каждое дерево предназначено для своей цели. – Блашко упрямо видел разницу там, где это было недоступно другим. – Я это твердо знаю, потому что, пока я не отправился по тому пути, который привел меня сюда, я был столяром-краснодеревщиком. Кол из ивы не выдержит и самого себя. Из тяжелого бука не делают вилы. Сломанная нога лучше всего срастается на дощечке из тополя. Только в колыбели из древесины черешни младенец сможет за один месяц развиваться на тридцать слов. Явор растет не с каждым годом, а с каждой песней. Сосны ограждают от печали, не дают ей упасть на нас. Под грабом прячется осень, в березняке зимует весна, лето гнездится в осинах, а заснешь под вязом, тебе откроются и другие такие тайны.