Ему показалось, что подобное с ним уже было. Память молниеносно перелистывала страницы, пока не остановилась на нужной, и он увидел себя семнадцатилетним студентом-первокурсником, покорно стоящим на Лиговском проспекте перед группой неизвестно откуда появившихся людей.
Конец пятидесятых. Осень. Четыре утра. Мелкий противный ленинградский дождь. Я возвращался после ночного концерта в Смольнинском педагогическом институте, где мы играли впятером: барабаны, фортепиано, контрабас, тромбон и саксофон. Студенты-лабухи впервые взяли меня с собой на ночной концерт, и я лез из кожи, чтобы закрепиться в бэнде, дуя в старенький циммермановский тенор-саксофон, сделанный еще до революции и попавший неизвестно какими путями в институтский профком.
Все музыканты, за исключением тромбониста, выгнанного за пьянство из профессионального оркестра, учились вместе со мной на старших курсах в Первом медицинском. Меня не слишком интересовали деньги, но возможность играть с хорошими музыкантами, импровизируя перед восхищенной публикой чужого, почти целиком женского института доставляла мне наслаждение. Я готов был дуть в саксофон часами. Наступали мгновения, когда все мы становились одним существом, свободным, немного анархичным, прекрасным и бесконечным, как сам джаз... В такие минуты наши поношенные профкомовские инструменты воспроизводили что-то большее, чем мелодия: технически немыслимое по сложности, необычное и невероятное по тембру, что на студенческих концертах в "большой аудитории" Первого Меда извлечь из наших дудок было бы невозможно. Это называлось играть между нот...
- Здорово, фраерок! - Мирно сказал один из них. - Куда канаешь так поздно?
- Я с-с-с-студент, - с трудом выговорил я. - Иг-г-грал в бэнде в С-смольном ин-нституте. В п-п-ервый р-раз.
Мне тогда почему-то казалось, что если в первый раз, то тогда не так страшно или не так больно.
- Башли есть?
- Есть! - Выдавил я из себя и полез в карман за деньгами.
Мне вдруг до смерти захотелось рассказать этим совершенно чужим людям с Лиговке о себе. О том, как прекрасно я играл сегодня в Смольном, как буду играть в следующую пятницу, какой я умный, добрый и хороший, как замечательно умею шутить и что весь институт от этого фигеет и повторяет мои хохмы. Я твердо верил, что, выложив им все эти обстоятельства, непременно спасу себя, потому что знал: если они заберут у меня деньги и саксофон, то непременно убьют, чтобы скрыть следы.
- А это че у тебя под мышкой, чувак?
Я принялся судорожно развязывать неподдающиеся тесемки мешка.
- Не дыбай шнифтами! Дай сюда! - Парень вырвал мешок и, покопавшись в карманах брюк, достал финку. Я понял, что теряю сознание, и хотел заорать на всю Лиговку, прежде чем в меня воткнут нож, но не смог издать и звука.
Мужик между тем вспорол мешок и вытащил саксофон, который в слабом свете редких фонарей засветился тусклым свинцовым блеском.
- Лабух что ли? - удивленно спросил он. - А трекал, что студент... Или мудло трясешь?!
У меня вдруг что-то произошло с голосовыми связками и, совершенно не заикаясь, быстро и четко я выпалил этим людям всю историю сегодняшнего вечера.
- Тогда не лимонь понты, взлабай! - согласился кто-то из них.
Я вставил трость в загубник и поднес инструмент к губам.
- Что вам сыграть? - Спросил я, а пальцы и губы стали привычно нащупывать первые джазовые каденции.
- Сыграй че хошь.
"Джо Сэмпл им понравится, - подумал я. - Не Мурку же дуть в тенор-саксофон на ночной Лиговке."
Я начал импровизировать на тему "Free Yourself", мучительно вспоминая, кто сказал, что блюз - это когда хорошему человеку плохо.
- Ладно! Хватит! - Распорядился мужчина, который до сих пор молчал. Где живешь?
- У П-п-пяти Уг-г-глов, н-н-на З-з-загородном...
- Забашляй ему, Егор! - распорядился молчаливый. - Стопорни тачку. Пусть канает... Без него головняк.
Подошла машина. Кто-то сунул мне в руку деньги. Ошалевший от счастья, я, вновь с трудом продираясь сквозь спазмы, сумел выговорить:
- Х-хочу пригласить вас всех к себе д-домой на ужин... на завтрак п-прямо с-сейчас. Б-бабушка б-будет р-рада... она ж-ждет...
- Не кроши батон, лабух! Вали! - Подвел кто-то итог встречи и толкнул меня в машину, и я, счастливый, зажав саксофон между колен, принялся излагать шоферу историю своего спасения.
- Говори, куда Витюна дел, сука? - раздраженный голос вернул его в сегодняшнюю действительность. Парень-гигант двинулся на БД.
- М-мальчики! Какой Витюн? - БД медленно возвращался из Ленинграда пятидесятых в рижское предместье девяностых.
Читать дальше