Мартин Сутер - Лила, Лила

«Уважаемая редакция! Один из моих друзей дал мне прочесть эту рукопись. Я посылаю ее Вам на свой страх и риск, без его согласия, но думаю, он не будет возражать, если Вы с нею ознакомитесь. Я знаю «Драко» как издательство, которое поддерживает молодую немецкую литературу (автору 23 года), и мне кажется «Софи, Софи» подойдет для Вашей программы».

Ниже стояла подпись: Мари Бергер.

Карин Колер вздохнула, отложила письмо и начала читать.

Январь тянулся бесконечно долго. Эйфория встречи Нового года сменилась отрезвлением: вперед ни на шаг не продвинулись, наоборот, снова отброшены назад, к началу. Все точь-в-точь как в декабре, только вот праздничное настроение уступило место тоскливому похмелью.

В «Эскине» ничего интересного не происходило. Не было ни тех посетителей, что после рождественских пирушек заходили пропустить еще бокальчик-другой, ни тех, кто всерьез вознамерился с Нового года жить иначе. В том числе таких важных персон, как Ральфов клеврет Серджо и график Ролли Майер, в отсутствии которого усматривали еще и финансовые мотивы. Его индивидуальная фирма «АДхок» никак не могла пересилить стартовые трудности.

Остатки компании завсегдатаев начали год так же, как и закончили. Между одиннадцатью и часом ночи собирались в «Эскине» выпить по глоточку, по-прежнему под водительством Ральфа Гранда. Кто хотел, задерживался подольше.

Время от времени забегала и Мари. Мари, по милости которой для Давида этот январь промчался как ветер.

Давид был влюблен. Парочкой они с Мари пока не стали, но он твердо верил, что скоро это изменится. Все говорит за то, что будет именно так.

При встрече и прощании они теперь непременно обменивались беглым поцелуем. Иногда Мари нарочно приходила пораньше, и, пока не явились остальные, они могли немного поговорить. Мари сидела в кресле, он стоял рядом, и только приход новых посетителей изредка отвлекал его от разговора.

Уже целых три раза они вместе обедали, после ее школьных занятий и до начала его смены. Разговаривали о литературе. Она приносила ему книги – те, что, по ее мнению, ему понравятся. И он наконец-то мог высказать свои суждения по поводу Апдайка, некогда заготовленные для Ральфа.

Нередко они говорили и о «Софи, Софи». Поначалу Давид старался избегать этой темы. Конечно, текст он знал хорошо, но скорее как наборщик, а не как читатель. Однако очень скоро понял, что именно эта тема сближает его с нею. Чем больше Мари говорила о «Софи, Софи», тем лучше он сам разбирался в содержании и трактовке романа.

Только когда Мари заводила речь о том, что ему нужно послать рукопись в какое-нибудь издательство, Давид упирался. Это, мол, слишком личное, а личное напоказ не выставляют, твердил он как заведенный. Мари считала сей довод весьма слабым, ведь, перенеся действие в пятидесятые годы, он деперсонифицировал свою историю, поднял ее над чисто биографическим уровнем. Однако Давид не давал себя переубедить, чем подтвердил обоснованность ее подозрений, что повесть автобиографична.

В начале января Давид с облегчением уверился, что Мари отказалась от мысли заставить его послать рукопись в издательство. Тема как будто была закрыта.

Шансы у него вполне высокие, об этом ярко свидетельствует отношение Мари к Ральфу. По наблюдениям Давида, изрядно охладевшее. Мари хотя и унаследовала кресло Серджо обок Ральфа и не возражала, когда он за разговором иной раз клал руку ей на плечо или на колено, но их роман, если это вообще был роман, превратился в обычную симпатию двух людей со сходными интересами.

Во всяком случае, он никогда больше не видел, чтобы они вместе уходили из «Эскины». И из «Волюма», куда она иногда тоже с ними заглядывала и где Давид прошлой ночью до полпятого с нею танцевал, под насмешливым взглядом Ральфа.

Сейчас было девять утра, и звонил мобильник.

Давид, чертыхаясь, нащупал его, поднес к глазам. На дисплее значилось – «Мари». Он откашлялся и постарался как можно бодрее сказать «доброе утро».

– Доброе утро. Извини, ты, конечно, еще спишь, – произнес голос Мари.

– Так, дремал, – ответил он.

– Нам надо встретиться, и как можно скорее, случилось что-то невероятное.

Буме, подумал Давид, меня раскрыли.

– Что-то плохое?

– Нет. Полная фантастика.

У Давида отлегло от сердца.

– Что именно?

– Это не телефонный разговор.

– Когда?

– За завтраком.

– Где?

– В «Дютуа».

– Мне это не по карману.

– Мне тоже.