Мартин Сутер - Лила, Лила

Она встретится с ним в ресторане зоопарка, где по воскресеньям после полудня полным-полно народу. Где по-воскресному расфуфыренные семейства шумно уплетают меренги и итальянские пирожные, где ребятишки пьют гоголь-моголь, мамаши и тетушки – кофе, а отцы и дядюшки – вишневку. Где в лучшем случае можно подержать ее за руку, не опасаясь оскорбить нравственное чувство этих обывателей. Там под звуки воскресного концерта радиостанции «Беромюнстер» он скажет ей, как ужасно по ней тосковал и как неописуемо, невероятно, несказанно рад, что она снова рядом.

Вода закипела, Мари опустила пакетик с чаем в большую чашку, залила кипятком и вернулась к себе.

Господи, думала она, сделай так, чтобы эта история не кончилась печально.

Глаза у Мари были полны слез, когда в начале пятого она дочитала последнюю страницу. Читая, она все время видела перед собой Давида, этого застенчивого, неловкого парня. Откуда он все это взял? Может, он сам и есть романтичный, неунывающий, непоколебимый влюбленный?

Ничто в его внешности и манерах не выдавало, что происходит у него внутри. На какие глубокие чувства он способен. И как умеет облечь их в слова.

Мари была уверена, что в руках у нее настоящий маленький шедевр. И отнюдь не наивный. Ведь это не просто горестная хроника несчастной любви. История разыгрывается в обстановке тщательно изученных пятидесятых годов. И оттого трогает еще сильнее.

Мари погасила свет и попыталась заснуть. Но перед глазами стоял Давид, который смотрел на нее в боязливом ожидании: прочла ли она уже его повесть или, может, только собирается прочесть? Ей было стыдно, что она заставила его ждать так долго. Завтра же утром позвонит и поздравит с удачей.

Последний раз, когда она взглянула на будильник, он показывал без малого шесть.

Мари находилась в каком-то приморском замке. Сидела в разукрашенной рождественской мишурой классной комнате, за партой для малышей, одетая в плиссированную юбочку и блейзер с золотыми пуговицами, а за спиной у нее висела широкополая соломенная шляпа. За другими партами сидели большинство ее гимназических однокашников, Мирта, отец, эскинская компашка и Ларе. Все в ожидании смотрели на нее, потому что ей предстояло ответить на важный вопрос, только неизвестно какой. Перед нею стоял Ральф, очень похожий на г-на Хеберляйна, учителя из общеобразовательной школы, ободряюще кивал. Ответ вертелся на языке, да вот вопрос вылетел из головы.

Мари проснулась в слезах, посмотрела на будильник. Третий час уже. Сразу же вспомнился Давид и его роман. Она встала и набрала номер, который он накорябал на конверте с рукописью.

И вот теперь, сидя напротив него, Мари жалела, что могла так жестоко сказать ему:

– Я предупреждала тебя, что буду говорить начистоту.

Давид кивнул.

– Я помню.

– Поздравляю!

Он растерянно посмотрел на нее: она что, смеется над ним? А баки-то укоротил. Так ему больше к лицу.

– Всю ночь запоем читала. Потрясающе, честное слово.

– Правда? – Он улыбнулся.

– Да брось ты, сам ведь знаешь, написано здорово.

Давид пожал плечами.

– Я думал, вдруг это сентиментальщина.

– Нет-нет. Замечательная повесть. Печальная и красивая.

Давид изучал донышко своей чашки и улыбался.

– Когда же ты пишешь?

– Ну, днем. Или ночью, когда прихожу домой, а спать еще неохота.

– Приходишь домой в три часа ночи, с гудящей от шума головой, и умудряешься перенестись в мир Петера и Софи, в пятидесятые годы?

– В четыре. Обычно я прихожу домой в четыре.

– С ума сойти.

– А что тут особенного. Это как необходимость. Труднее было бы не писать. Выпьешь что-нибудь?

Рядом со столиком в ожидании остановился официант.

– Выпью. И есть я тоже хочу. Сегодня я еще ничего не ела, из-за тебя. – Она заказала минеральную воду и булку с горгонзолой, меланцане и салями.

– Я рад, что тебе нравится.

– Не просто нравится. По-моему, чудесно. И наверняка не только по-моему.

В ответ Давид опять этак неопределенно пожал плечами.

– Кому еще ты показывал рукопись?

– Никому.

– Почему? – удивленно спросила Мари.

– Я никого не знаю.

– Так ведь ты и меня не знаешь.

– Ну, все-таки немножко знаю, или? – Он оторвал взгляд от своей пустой чашки, посмотрел на нее, но тотчас отвел взгляд.

– У тебя нет подружки?

– Нет, я один, – быстро ответил он.

Официант принес горячий круглый сэндвич. Мари взяла его обеими руками.

– И в издательства ты рукопись, конечно, не посылал?