Этьен Херден - Долгое молчание

Он поставил ведро за деревом и побежал, сначала медленно, и никто не смотрел в его сторону, потому что все привыкли к тому, как Джонти бегает трусцой вокруг квартала, чтобы поддерживать себя в форме для тяжелой работы резчика. Пот заливал ему глаза, тревога возрастала, Джонти бежал все быстрее, быстрее и быстрее, работал локтями, грудь его высоко вздымалась, он заворачивал за углы, и дети и собаки кидались врассыпную, чтобы убраться с его пути.

На следующий день, увидев, что «Пежо» Инджи Фридландер ползет вверх по дороге к теснине, Джонти Джек раздавил свой косяк подошвой сандалии. Он смотрел, как трава, выросшая по центру дороги, начисто вытирает днище машины. Потом пяткой расковырял стружки и спрятал туда остатки сигареты с марихуаной. Хотя все в Йерсоненде знали, что он курит наркотики, а полиция прикидывалась слепой, Джонти все же предпочитал соблюдать осторожность.

Он встал, вошел в дом и вышел обратно с одеялом, которое и набросил на Спотыкающегося Водяного, стоявшего в десяти шагах от дома и вросшего в землю, как тотем. Потом Джонти повернулся и стал дожидаться, когда машина подъедет.

Инджи представления не имела, чего ожидать. Каких только историй о Джонти Джеке она не наслушалась в музее! Она слышала, что он уже немолод, что он — смешанной крови, что он — потомок знаменитого художника-исследователя Вильяма Гёрда. Его дедом был художник-модельер и страусовод Меерласт Берг, а отцом — гидроинженер Большой Карел Берг, который воспринимал землю, как холст: он использовал свое замечательное мастерство, как рисовальщик, и запечатлевал на местности каналы и дороги, однако потерпел поражение со своим наиболее дерзким произведением искусства — Каналом Стремительной Воды.

Еще она слышала о прабабушке из Индонезии и о матери, которая любила путешествовать из Южной Африки на Британские Острова и обратно на почтовом судне.

Мистер Джек употребляет наркотики, говорили ей. Нет, только коноплю, утверждали некоторые. Согласно другому источнику, он ночами бегает нагишом в ущельях; он живет в пещере и одевается в шкуры животных; он, как Иоанн Креститель, питается саранчой и медом, но вдобавок к этому — плотью детишек, которых заманивает в ущелья громадными воздушными змеями, и можно увидеть, как он бежит через вельд со змеем, когда дуют западные ветра.

И вот он стоит тут — сама невинность, только зрачки заметно расширены, выдавая пристрастие к марихуане. Да, это тот самый человек, что шел тогда по дороге. Крупный мужчина. Плечи у него широкие, хотя немного сутулые, а руки жилистые, с выпирающими венами. Она охватила взглядом крупные кисти рук и резцы, лежащие аккуратным рядком на брезенте рядом со скамьей. Он был одет в старые джинсы и сандалии, а волосы завязал в конский хвост.

Со своей стороны, Джонти увидел окрыленную женщину — ангела с крыльями. Нет, с одним золотым крылом, крылом таким же изящным, как крылышки бабочек, которые слетали с ущелья вниз и порхали над его скульптурами. Или это воздушный змей, который вот-вот поднимется в воздух, оседлав теплые воздушные потоки там, в теснине?

Он увидел даже больше: женщину с открытым, ясным лицом, решительными бровями, пухлыми губами и такой грудью, которую любой резец возжаждет воспроизвести. Нос, решил Джонти, вот что придает ей такую силу характера. Она поднялась к нему по траве, протянула руку и обменялась с ним крепким рукопожатием, представившись:

— Я из галереи в Кейптауне.

Джонти уловил исходящий от нее запах большого города. Солнечные очки она сдвинула наверх. Пожав ему руку, немедленно разулась.

Все утро по небесной синеве плыли один за другим облака, и теперь Джонти видел, как они заплывают в глаза Инджи Фридландер. На ее запястьях звякали блестящие браслеты; она сорвала травинку и начала ее жевать.

— А… — Джонти замялся.

Инджи была захвачена врасплох. Она ожидала эксцентричности, но в этом парне ничего подобного не было. Может, он попросту под мухой? Инджи придвинулась поближе, но не учуяла ни малейшего алкогольного запаха. Марихуана, решила она и спросила:

— Где можно сесть?

Джонти махнул рукой на стул, стоявший рядом с его собственным, посреди двора, усыпанного древесной стружкой. Очень симпатичный стул, со спинкой, вырезанной из какого-то редкого дерева.

Они церемонно уселись, словно принимали участие в каком-то официальном мероприятии. Прямо перед ними, как будто поставленный здесь специально, скрывался под одеялом Спотыкающийся Водяной. Можно было рассмотреть первый метр скульптуры, то, что находилось внизу, но, чтобы представить себе остальное, Инджи Фридландер пришлось бы напрячь воображение.