Нгуги Тхионго - 5 рассказов

Его друзья в лагере тоже тосковали по дому. Он вспомнил заключенного из Муранги. Как-то в карьере они дробили камень, и этот человек вдруг выпрямился и тяжело вздохнул. Его выцветшие глаза уставились вдаль.

— Что случилось, друг? Что с тобой? — спросил Камау.

— Моя жена ждала ребенка, когда меня забрали. Не знаю даже, что стало с ней.

— А когда меня сцапали, — подхватил другой заключенный, — у нас только что родился малыш. Как мы были счастливы, да вот только радоваться пришлось недолго.

И все эти годы они ждали, когда вернутся домой. Им казалось, что в этот заветный день они словно родятся заново и жизнь начнется сначала.

У Камау детей не было. Он еще и выкуп за жену не уплатил сполна. Но теперь все устроится. Он найдет работу в Найроби, отдаст долг родителям Мутони. И впрямь жизнь начнется заново. Родится у них сын, он будет расти в отцовском доме. Радужные картины близкого будущего проносились в голове Камау, и он все ускорял шаг. Ему хотелось… не бежать, нет — лететь, чтобы приблизить минуту долгожданной встречи. Он был уже почти на вершине холма. Как удивятся родные, замучают его расспросами! Но он не станет рассказывать им всего, что пришлось перенести: о работе на строительстве дороги и в карьерах, когда за спиной у тебя вечно торчит надзиратель и не скупится на зуботычины — стоит лишь разогнуть спину и перевести дыхание. Сколько унижений он снес, зная, что сопротивляться бесполезно! Душа его кровоточила от обиды и ярости.

— Придет день, и настанет конец вазунгу {1} 1 Белый, европеец ( суахили ). ! Народ получит свободу, и тогда — ему даже трудно было представить, как это будет, — уж, во всяком случае, его никто не сможет унизить!

Взобравшись, на. вершину холма, он остановился. Вся долина была как на ладони. Вон и новая деревня— ряд за рядом теснятся глинобитные хижины, озаренные косыми лучами быстро заходящего солнца. Над ними клубами вьется темно-голубой дымок. Вид был завораживающий, и Камау на миг даже позабыл о старом доме. Кроваво-красное закатное солнце пятерней растопырило лучи, которые таяли в серой мгле, сгущавшейся над окрестными холмами.

Он уже брел по улицам деревни, не узнавая никого из встречных. Незнакомые люди показали ему, как пройти к родительскому дому. У входа во двор он остановился, чтобы перевести дух. Вот она, долгожданная, минута. На трехногом табурете, сгорбившись, сидел отец. Как он сдал за эти годы! Камау стало до слез жаль старика. И все же он дожил, дожил. Дождался сына!

— Отец!

Старик не ответил, только взглянул как-то странно, бесстрастно. Камау стало не по себе. к нетерпению примешивались горечь и обида,

"Что он, не видит меня, что ли? Может, ион встретит меня так же, как женщины на реке?"

На улице голые малыши кидали друг в друга комочки глины. Солнце уже село, скоро взойдет луна.

— Отец, ты не узнаешь меня? — Надежда покидала его, уступая место разочарованию и усталости.

Вдруг он увидел, что старик дрожит как лист. Уставился на него, а в глазах страх. Появились мать и братья. Они сгрудились вокруг Камау. Мать, совсем уже старая, припала к немуи заплакала навзрыд.

— Я знала, мой сын вернется. Я знала, что он жив.

— Кто же вам сказал, что я умер?

— Да этот Каранджа, сын Ньогу.

И тогда Камау все стало ясно: и почему дрожит отец, и почему его так встретили женщины у реки. Одно странно: ведь он ни разу не встречался с Каранджей в лагерях, откуда бы тому знать о его судьбе? Сейчас, впрочем, этоне имеет значения. Он хочет увидеть наконец Мутонт. Где же она? "Мутони, я здесь, я вернулся!" — чуть было не закричал он. Мать почувствовала тревогу сына. Она взглянула на старика отца, а потом сказала просто:

— Мутони ушла.

Камау оцепенел. Невидящим взглядом окинул 6"деревню, словно грустная и длинная дорога лишила его зрения. Ему хотелось спросить, что произошло, но он боялся услышать ответ. Он не мог поверить, что Мутони нет. Но, вспомнив женщин у реки, глядя сейчас на своих родителей, он понял, что это правда!

— Она была хорошей дочерью нам, — говорила мать. — Она ждала тебя и терпеливо сносила все невзгоды. Потом пришел Каранджа и сказал, что ты мертв. Отец ему поверил. Поверила и она и целый месяц тебя оплакивала. А Каранджа зачастил к нам. Он ведь твой ровесник, ты же знаешь. Потом у нее родился ребенок. Мы бы оставили ее у себя, но у нас не хватало еды. Англичане забрали последнее. Мы отпустили ее с Каранджей. Другие женщины поступали еще хуже — уходили в город. Здесь остались только больные и старики.