Нгуги Тхионго - 5 рассказов

Но внезапно силы вернулись к ней. Помощи ждать не от кого, но она сама сумеет постоять за себя. Крепко сжав пистолет в руке, она распахнула дверь и выстрелила. Тошнота подступила к горлу. Впервые в жизни ей пришлось пролить кровь. Миссис Хилл заплакала. Она не знала, что убила своего спасителя.

На следующий день вся эта история появилась в газетах. Подумать только, одинокая женщина с неслыханной отвагой вступила в бой с бандой из пятидесяти человек! И одного даже убила!

Миссис Смайлз и миссис Харди примчались поздравить ее.

— Мы говорили, все они мерзавцы! — неистовствовала миссис Смайлз.

— Все, как один! — вторила миссис Харди.

Но миссис Хилл помалкивала, обстоятельства смерти Ньороге смущали и беспокоили ее. Чем дольше она думала, тем больше недоумений у нее возникало.

— Не знаю, — тихо вздохнув, сказала она. — Боюсь, я никогда не понимала Ньороге.

— Да, именно. Они непостижимы, — твердила свое миссис Смайлз. — Всех их надо перевешать.

— Всех до единого, — поддакнула миссис Харди.

Так, наверное, никто и не узнает правду о смерти Ньороге. И еще о том, что миссис Холл долго-долго мучила совесть.

Путь был неблизкий. При каждом шаге из-под ног взметались облака пыли, они сердито клубились позади него и медленно оседали. Но узкая полоска пыли оставалась в воздухе и шлейфом, ползла за Ним. Он шел и шел, ему не было дела до пыли, да и до самой дороги, которая становилась все — тяжелее и враждебнее. Она казалась бесконечной. Он. не смотрел себе под ноги, а пристально вглядывался вдаль. Вот-вот появится знакомый камень, куст или дерево, памятные с детства места.

Шел он быстро, пружинящей походкой, свободная левая рука прижата к заношенному и потертому пиджаку. В правой он держал конец перекинутой через плечо веревки — на сутулой спине в такт шагам раскачивался узелок — немудреные пожитки, завернутые в полинявшую тряпку. Вся горечь и тяготы долгих лет, проведенных в концлагере, были в этом узелке.

Время от времени он вскидывал голову и смотрел на солнце, изредка бросал косые взгляды на огороженные кустами клочки земли с чахлыми побегами кукурузы и бобов. Поля казались неприветливыми, уставшими. Для Камау это было не ново. Еще задолго до того, как возникло движение мау-мау, скудные земли, принадлежавшие кикуйю, отличались от обширных земельных угодий поселенцев.

Влево от дороги убегала тропинка. На миг он замер, словно в нерешительности, потом ступил на тропу, и глаза его просветлели. Там, внизу, его деревня. Долина нежилась в густой тени деревьев. Значит, речка еще не высохла. Вот он уже на берегу Хонии. Вид реки согревал его сердце, и он долго глядел на извивающуюся среди холмов ленту, прислушивался к ее тихому журчанию. Острое чувство радости охватило его, но тут же он вспомнил о прошедших годах. Река, наверное, не узнает в загрубелом человеке мальчишку, который так часто нырял в прохладную, живительную воду.

А он рад ей, как сестре. Давно уже у него не было так легко на сердце.

Еще издали он увидел женщин, пришедших на реку за водой. Вот старая Ваньюки, ее глухонемого сына убили англичане. Ваньюки — общая любимица. Для каждого найдется у нее и улыбка, и лишний кусок.

Как встретят они его? Когда-то его любили и уважали во всей округе. Разве он не боролся за их землю? Ему хотелось побежать к ним, закричать: "А вот и я! Вернулся!" Но удержался — ведь он мужчина.

День добрый!

Несколько голосов отозвалось. Остальные же, с грустными, изнуренными лицами, словно не слышали приветствия. В чем дело? Неужели он пробыл в лагере так долго? Радость улетучилась, и он тихо спросил:

— Вы не узнаете меня?

Тогда они снова взглянули на него, холодно и пристально, словно не хотели узнавать. Наконец Ваньюки заговорила с ним, но в голосе ее не было ни радости, ни теплоты.

— Камау, ты вернулся?.. Мы думали… — она запнулась.

Только теперь он заметил, что женщины удивлены, даже испуганы. Они украдкой смотрели на него и быстро отводили глаза, когда встречались с ним взглядом.

"Меня и за своего уже не считают", — с горечью думал он. От женщин Камау узнал, что старой деревни с хижинами, разбросанными по обоим склонам холма, уже нет, а вместо нее выстроили новую. Рот и родная деревня не дождалась его, а как он скучал по дому, по друзьям! По отцу, матери и той, о которой старался даже не вспоминать и все-таки грезил ею все эти годы. Мутони! Сердце забилось чаще. Ведь они были женаты всего две недели, когда Камау схватили англичане. Как и многих других, его наскоро допросили и бросили за решетку. Все эти годы ни на миг не забывал он родного дома, красавицы жены.