Кристиан Барнард - Нежелательные элементы

— Поживем — увидим, — сказал Деон и обернулся к технику у машины «сердце-легкие».

— Измерим давление в правом предсердии. — Он взял иглу. — Промойте.

— Промываю.

— Пузырьки?

— Нет, профессор.

— Хорошо. Вот ноль.

— Есть ноль.

Деон проткнул иглой стенку предсердия.

— Получаете что-нибудь?

— Да, профессор.

— Среднее давление?

Напряжение у операционного стола передалось окружающим — сестрам, молча ждущим распоряжений, студентам, заглядывающим через плечо друг друга. Может быть, оно передалось даже за пределы этих стерильных стен в коридор, где в одиночестве ждала женщина.

Техник замялся. Затем он зажмурил глаза, точно не веря им.

— Семь, профессор.

— Не может быть! — вскрикнул Мулмен, и сестра из предоперационной, и Питер Мурхед улыбнулись ему. Вокруг раздавались приглушенные восклицания.

— Чертовски здорово!

— Сделано на редкость, Деон!

— Великолепно, Деон! — Это сказал Питер Мурхед.

— Вот это операция!

Ему нестерпимо захотелось уйти. Судорожно проглотив слюну, он отошел от операционного стола.

— Питер, вы с ребятами осушите и закроете грудную клетку без меня?

Он прошел через двойные двери в умывальную, машинально снял перчатки и робу, потом вымыл руки.

Пойти обрадовать Триш?

Нет, лучше немного подождать.

Все в том же оглушенном состоянии он пошел в ординаторскую и налил себе чаю. Чай оказался холодным. Слава богу, операция позади и с Джованни все хорошо.

Он вернул долг. Давний долг. Счеты сведены.

В памяти возникла та ночь. Триш безучастно пересказывает ему подробности аборта, а потом начинает рыдать и признается, что это было ужасно; Триш широко раскрытыми глазами смотрит на то, что могло быть ребенком, и кричит: «Мертвый!»

Теперь он вернул ей сына, живым.

— Деон, идите скорее! — словно издали донесся чей-то голос. — Скорее. Вы нужны в операционной.

Он тупо посмотрел на профессора Снаймена, который стоял в дверях ординаторской.

— Да очнитесь же, Деон! Малыш в коллапсе. Вас ждут в операционной.

Раздумывать, откуда появился старик, было некогда. Не было времени размышлять и о том, зачем он пришел. Деон побежал.

Только одна мысль сверлила мозг, когда он, схватив шапочку и маску, вошел в операционную: «Как я скажу Триш?»

— Что случилось? — крикнул он.

Питер Мурхед в отчаянии силился объяснить.

— Все было прекрасно, пока мы не закрыли грудину. Но тут венозное давление подскочило, а артериальное пошло к черту.

Он предвидел это. Опасался этого. Ребра и грудина придавили имплантат. Все-таки надо было завести его под аорту. А теперь кровоток затруднен. Он ошибся.

Она стояла там же, где он оставил ее, но только лицом к окну. Однако, подойдя ближе, он заметил, что она смотрит не на панораму города за окном, а сосредоточенно изучает пожарный кран в нише за стеклом и плоский свернутый шланг. Он понял, что она видит что-то свое.

Когда он подошел к ней, она повернулась. Ее фигура казалась окаменевшей, но взгляд был внимательным и как будто спокойным. И с тем же проникновенным спокойствием она посмотрела в его глаза.

Он не успел ответить — она прочла ответ в его глазах, и ее лицо стало другим.

Но, словно это была магическая формула, которую необходимо повторять без единого изменения, или ритуал, теряющий силу, если будет упущено хотя бы одно предписанное движение, она все-таки задала обычный вопрос:

— Как он?

— Молодцом.

— Все прошло хорошо?

Он очень устал, но не мог показать этого. Не сейчас.

— Небольшая неприятность, когда закрывали грудную клетку. Прижало пересаженный сосуд. Но машина «сердце-легкие» еще оставалась стерильной и никаких сложностей не возникло. Мы направили сосуд как нужно без всяких сложностей.

Без малейших сложностей, сказал он себе. Если не считать того, что я чуть было не убил твоего ребенка. Триш не разбиралась в хирургических тонкостях.

— И Джованни будет совсем здоров?

— Ручаться тут трудно, Триш. Но я думаю, что да.

— Слава богу! Когда мне можно будет его видеть?

— Немного погодя. Мы переведем его в послеоперационную палату и, как только все будет налажено, позволим тебе взглянуть на него.

— Спасибо.

Они пошли рядом по коридору.

— А как твои дела? — спросила она.

Деон замялся, а потом спросил уклончиво:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ведь не очень счастлив, правда?

Лгать ей всегда было трудно. И тем не менее солгал.

— А, так, мелочи жизни, — сказал он беспечно.