Атаки на встречных курсах на дистанции шестьсот километров. Захват противника в цепкие зубы прицела. Ракетные пуски и стремление обоих пилотов ускользнуть от смертельных укусов. Спрятанный в электронный туман, остановившийся в небе, стертый с радара противника, русский «Сухой» пропускает мимо ослепленную ракету врага. Вгоняет в «Ф-22» огненный взрыв. Обкалывает крылья, стесывает стабилизатор, распарывает бортовую обшивку. Самолет, как капля горящего магния, падает из неба в синюю долину Рейна, — на лоскутные изумрудные пашни, на готику старых соборов, на латунный проблеск реки с нежной рябью плывущей баржи. Русская машина, проревев в чужих небесах, делает разворот и уходит к родному аэродрому за Волгой. Русский летчик в стратосферном костюме так и не узнает, кто сгорел в американском «Раптере», компании Локхид Мартин. Чей обугленный труп похоронят на зеленых лужайках Арлингтонского кладбища.
Ратников не смешивался с гудящей толпой, которая, как пчелиный рой, облепила суперкомпьютер. Искусственный мозг, помещенный в стеклянный череп, накалялся от жарких биений, пульсировал миллиардами крохотных вспышек. Как предсказатель и маг, блуждал в несуществующем будущем. Угадывал его по бессчетным намекам и признакам, которые, едва различимые, присутствовали в сегодняшнем дне. Стремились в грядущее, разрастались, наполняли пространство и время, сотворяли осязаемый образ. Этот образ воплощался в реальность, становился ревущим, охваченным потрясениями миром.
Ему казалось, компьютер, словно грозный ангел, распростер над миром шумящие крылья. Озирает континенты, пролетает над странами, заглядывает на военные базы, проникает в секретные центры. Ему ведомы цены на нефть и уран, запасы воды и газа, рост населения в желтокожем Китае, в красноликой Мексике, в кипящем, как вар, Пакистане. Он исследует схватку идей, столкновение религий, тайные интриги спецслужб. Нащупывает зоны конфликтов и узлы неразрешимых проблем, театры будущих войн и признаки грядущих восстаний. Мир в непрерывных вибрациях, ежеминутных биениях накапливает гремучую смесь катастрофы. Компьютер упорно отыскивает скрытую точку взрыва. Ищет невидимую песчинку, нарушающую равновесие мира. Малое, незаметное для глаз событие, мимолетное проявление зла, и мир взрывается. Расшвыривает границы, сметает народы, погружает человечество в огненный хаос. Россия, как огромная льдина, раскалывается. Уплывают ломти пространств. Разломы дымятся и кровоточат.
Компьютер, словно ткацкий станок, ткал будущее из бесчисленных нитей. И было неясно, ткет ли он саван или праздничные светлые ризы. Ратников вдруг снова подумал, что результат вычислений мог совпасть с пророчеством старца. Жертвенный, невидимый миру поступок, противодействующий мимолетному злу, мог удержать равновесие мира, спасти его от крушения. Мученица ценой своей жизни могла спасти целый мир. И снова с болью он подумал об Ольге Дмитриевне, торопливо оглядывал толпу, надеясь увидеть ее любимое лицо.
Рядом возник Морковников, смущенный, неловкий. Топтался на месте, держал в руках свернутый бумажный рулончик.
— Ольгу нашел? — раздраженно спросил Ратников.
— Вот, взгляните, Юрий Данилович. — Морковников развернул бумажный свиток, растянул его широко перед лицом Ратникова. На афише прекрасным лицом сияла его любимая женщина. Короткая стрижка, блестящий пленительный взгляд, обнаженная шея и открытая грудь, — все было чужим и пугающим. Афиша гласила: «Французский шансон. Прима Ольга Глебова. Каждый день с 21 часа. Варьете „Эльдорадо“».
— Как, у Мальтуса?
Ратников ошеломленно смотрел. Не умел объяснить случившееся. На афише любимая женщина улыбалась обольстительным ртом. Белела ее дивная грудь, которую он целовал. Лучились глаза, которыми он любовался. Она больше не принадлежала ему, отталкивала дерзким насмешливым взглядом. И такая внезапная боль, такое ощущенье беды, что он задохнулся.
К нему подскочил насмешливый молодой репортер:
— Юрий Данилович, а если загрузить в компьютер все данные человека, может ли он, как гадалка, предсказывать будущее?
Ратников не ответил. Чувствовал, как несутся мимо разящие лучи, пронзают афишу со скоростью тьмы.
Ратников явился в ночной клуб «Эльдорадо», покинув залитые негаснущим солнцем улицы, лазурно-зеленую Волгу, ветряную набережную с победно сияющим собором. И оказался в призрачном сумраке клуба, с химическими, едкими отсветами, словно распушил ядовитые перья павлин. Теплый воздух был полон запахов сладковатого тления, как в африканских джунглях. Отдав привратнику деньги, он был препровожден в темный зал, где были расставлены столики, сидели люди, мерцало стекло винных рюмок. Иногда по залу пролетал разящий луч, словно режущая коса, срезал головы, руки, кромсал сумрак. Грохотала и звенела музыка, столь громкая, что лицо чувствовало удары звука. На подиуме, у блестящего шеста, извивалась рыжая, стеклянно-потная женщина с полоской красной ткани на крутящихся бедрах. Ее голые груди плескались, ходили ходуном выпуклые ягодицы, улыбался алый рот, рассыпались огненный волосы. Она сжимала металлический стержень, запрокидывала назад голову, так что волосы падали вниз, груди стекали на сторону, и среди расставленных колен виднелся жаркий лобок, едва перечеркнутый красной тесьмой. Мужчины за столиками восхищенно кричали, свистели, колотили донцами рюмок. Некоторые устремлялись к подиуму, кидали купюры, которые ловко, по-обезьяньи, хватала женщина. Ратникова испугала эта горячая сладострастная тьма, запах похоти, разящая молния света. Мысль, что Ольга явится среди этих разгоряченных полупьяных мужчин, под их бесстыдными взглядами, выставит напоказ белую наготу своей шеи и плеч, — эта мысль ужасала его. Он опустился за столик, кивнув миловидной барышне, поставившей перед ним рюмку с напитком. Успел разглядеть, что на барышне была прозрачная пелерина, не скрывавшая острую девичью грудь.
Читать дальше