О самороспуске, разумеется, потому что официально «Пролетарский авангард» был к тому времени уже давно запрещен и распущен властями. Что не мешало ему существовать в подполье. Даниель Лорансон был против самороспуска. Он хотел — и его в этом поддерживала небольшая группа одержимых — продолжать борьбу, причем с оружием в руках. Похищать предпринимателей, брать заложников, довести дело до партизанской войны. В общем, не останавливаться ни перед чем. «Какие же вы революционеры, — кричал он, — если вас пугает путь терроризма?»
Его необходимо было нейтрализовать.
Сидя на краю кровати, Эли Зильберберг не удержался от усмешки, отметив тот эвфемизм, который сам использовал в безмолвном потоке мыслей. Нейтрализовать? Да они его просто-напросто уничтожили! Приговорили к смерти, а исполнение поручили Сапате.
Но Эли всегда считал, что настанет день, когда придется за это расплачиваться. Наверно, он и настал.
В памяти вспыхнула картина: Даниель Лорансон прохаживается по двору лицея Генриха IV, споря со своим ровесником. С ним, с Эли Зильбербергом, разумеется. Они непрерывно спорили, с самой первой своей встречи в 1967 года когда оказались вместе на лицейских подготовительных курсах для поступления в «Эколь нормаль». [1] Педагогический институт в Париже, знаменитый высоким уровнем образования и требований к абитуриентам.
«Идея гражданской войны является общественным достоянием, — сказал Розенталь. — Ее нельзя запатентовать».
Это был один из первых дней нового учебного года, может быть самый первый. Эли поступил сюда, окончив другой лицей в южной части Парижа. Даниель Лорансон учился в лицее Генриха IV с самого начала. Была перемена, он стоял, прислонясь к стене, на солнышке, и читал книгу, не обращая внимания на стоявший вокруг гвалт.
Эли прочел на обложке название: «Заговорщики». Реакция была мгновенной.
Уверенным тоном вжившегося в роль актера он произнес по памяти первую фразу обожаемого им романа Низана [2] Поль Низан (1905–1940) — французский писатель-марксист, автор ряда книг, в которых нашли отражение революционные идеи. В 1939 году после заключения пакта Молотова — Риббентропа вышел из ФКП. Погиб в сражении при Дюнкерке.
:
— «По-моему, журнал можно назвать „Гражданская война“.»
Данисль Лорансон поднял глаза. Удивился и тут же заулыбался.
— «Почему бы и нет? — подхватил он, тоже наизусть, слова Лафорга из романа. — Название неплохое и ясно выражает нашу цель. Ты уверен, что оно не занято?»
И туг они вместе звенящими от восторга голосами продекламировали:
— «Идея гражданской войны является общественным достоянием. Ее нельзя запатентовать!»
Они засмеялись — уже как друзья.
Это был сентябрь шестьдесят седьмого года. Так они познакомились, на ярком солнце первого дня занятий, благодаря «Заговорщикам» Поля Низана.
Говорят ли о дружбе, что она «вспыхнула с первого взгляда»? Не говорят, а стоило бы. Жаль ограничивать смысл этого выражения только встречей женщины и мужчины, непременно включающей чувственное влечение. Впрочем, разве не присутствует чувственность, пусть совсем иная, облагороженная, в отношениях между друзьями? Можно ли вообразить действительно прочную дружбу, выдерживающую жизненные бури, без какого-то телесного тепла?
Как бы то ни было, но дружба, возникшая в тот день между Эли Зильбербергом и Даниелем Лорансоном, вспыхнула с первого взгляда.
Их сближало, конечно, пристрастие к одним и тем же книгам: «Заговорщикам», «Черной крови» [3] Роман Луи Гийу.
, «Болотам» [4] Повесть Андре Жида.
, «Надежде» [5] Роман Андре Мальро.
… всех и не перечислишь. Но главное, что объединяло их, — это неистовая, почти болезненная требовательность по отношению к девушкам, философским идеям, истории, собственной семье.
Мать Эли, Карола Блюмштейн, вернулась в сорок пятом из Освенцима: она осталась в живых одна из всей семьи. Через два года она вышла замуж за Давида Зильберберга, тоже чудом уцелевшего, только не в лагере, а в Сопротивлении, в парижских боевых отрядах МОИ-ФТП [6] Коммунистическая организация в Сопротивлении, куда входили в основном иммигранты из Испании и Восточной Европы.
. Он был коммунистом и к тому же убежденным сталинистом, чем продолжал гордиться даже тогда, когда и признаваться-то в этом стало неудобно. Его не заставили отступиться ни волна антисемитизма, обрушившаяся на коммунистическое движение после поворота СССР в вопросе Израиля, ни разоблачения XX съезда, ни народные революции в Венгрии и Польше.
Читать дальше