Джон Ирвинг - Последняя ночь на Извилистой реке

В свои семнадцать Джо Бачагалупо уже брился. Он выглядел старше своих лет. Но его поведение еще не утратило черт детской открытости и непосредственности, напоминавших отцу о мальчике Джо и малыше Джо. Наверное, это и заставило Дэнни сказать сыну:

— Прости меня за то, что у тебя не было матери и что я не нашел женщины, способной заменить тебе мать.

— Но заменить — это не просто хорошо сыграть свою роль, — сказал Джо.

Он по-прежнему держал в руке письмо, где рассказывалось о смерти его матери от передозировки наркотиков. Потом Дэнни придет мысль: сын смотрел на письмо, словно это была иностранная банкнота. Любопытная, экзотического вида, но в данный момент совершенно бесполезная.

— Зато у меня есть отец. Ты всегда находился рядом, — продолжал Джо — И дед. Ты же знаешь, он мне как второй отец. И еще Кетчум.

— Да, — только и мог ответить писатель.

Говоря с юным Джо, Дэнни иногда не знал, говорит ли он с ребенком или с мужчиной. Но он ощущал странную тревогу. Была ли она частью его давней, детской тревоги, заставлявшей Дэнни подозревать, что Джо утаивает от него какие-то стороны своей жизни? Или недосказанность, свойственная отцу и Кетчуму, их вечное утаивание чего-то мучили Дэнни вопросом, насколько открыт (или закрыт) его Джо.

— Я просто хотел убедиться, что у тебя все хорошо, — сказал сыну Дэнни.

Но его сын, ребенок и мужчина одновременно, знал: в устах отца слова «все хорошо» имели более глубокий смысл. Под этими словами отец подразумевал жизненные успехи и удачи. А еще Дэнни подразумевал под словами «все хорошо» защищенность, словно регулярные беседы отца с сыном могли обезопасить Джо (ребенка или мужчину) от жизненных невзгод и случайностей. Позже, думая об этом, Дэнни склонился к мысли, что такова, быть может, писательская ноша, когда тревоги, которые он испытывал как отец, накладывались на поведение персонажей его романов и влияли на его отношение к своим героям.

В тот день, когда он привез сыну письмо Джеффа Риса, Дэнни поразило собственное отношение к известию о смерти Кэти. Нечто нереальное: малозначительный эпизод, который в пьесах обычно происходит за сценой. Письмо издалека, от незнакомого человека, превратило Кэти во второстепенный, выдуманный персонаж. Если бы Дэнни не бросил пить, наверное, и он кончил бы жизнь аналогичным образом. Либо несчастный случай, либо самоубийство. Некогда многообещающий, подающий надежды молодой писатель превратился бы в заурядный персонаж. Он и умер бы не на виду, а где-нибудь «за сценой». Отец оказался совершенно прав насчет выпивки: наверное, их неумение пить и впрямь было «наследственным».

«Он хотя бы не пишет о Рози… во всяком случае, пока не пишет», — писал Кетчум своему старому другу.

Сплавщику было шестьдесят шесть. Письма неграмотного Кетчума нравились Тони Эйнджелу больше, чем нынешние, когда он научился читать. Женщина из библиотеки, которую он называл «учительницей», выполнила свою миссию. Однако, научившись читать и писать, Кетчум стал еще язвительнее. Наверное, его друг уже больше не слушал с таким вниманием, как прежде. Когда сам не умеешь читать, поневоле приходится внимательно слушать чтение других. И потому книги, которые сплавщику читали, он понимал лучше тех, что теперь читал сам. Кетчум язвительно высказывался по поводу всего, что прочел. (Между прочим, Кетчум считал, что повар тоже стал язвительнее.)

Дэнни Эйнджелу недоставало «девичьего» почерка Нормы Шесть. И конечно же, он очень жалел о прекратившемся влиянии этой женщины на Кетчума. При всем ее странном характере, живя с Пам, сплавщик не чувствовал себя одиноким. А сейчас Дэнни остро ощущал его одиночество. Писатель давно признал роль Нормы Шесть — посредницы в переписке Кетчума с ним и отцом.

В 1983 году Дэнни исполнился сорок один год. Когда мужчинам переваливает за сорок, большинство из них уже не ощущают себя молодыми. Однако восемнадцатилетний Джо знал, что у него сравнительно молодой отец. Даже ровесницы Джо (и девчонки помладше) в Нортфилд-Маунт-Хермоне говорили ему, что его знаменитый отец прекрасно выглядит. Возможно, он и выглядел прекрасно, но только не в сравнении с Джо.

Молодой человек был почти на восемь дюймов выше отца и деда. Его мать Кэти тоже не отличалась высоким ростом, но в роду Каллаханов все мужчины были рослыми. Легкокостными, но рослыми. Повар говорил, что высокий рост как раз и является причиной их «патрицианских замашек».

Ему и Кармелле тогда было просто тошно на свадебном торжестве: оба постоянно чувствовали снисходительно-пренебрежительное отношение к себе. Свадьбу родня Кэти закатила шикарную, в дорогом частном клубе на Манхэттене. Кэти к тому времени была на третьем месяце. Невзирая на потраченные деньги, угощение никуда не годилось. Каллаханы не понимали толка в еде. Эти люди привыкли не есть, а перекусывать и выпивать немыслимое количество коктейлей. Похоже, что со своими громадными деньгами они утратили потребность в еде. Так потом рассказывал Тони Эйнджел Кетчуму, который в то время сплавлял лес по реке Кеннебек. Сплавщик позвонил Дэнни и сказал, что сейчас у него работы невпроворот и он никак не может приехать из штата Мэн в Нью-Йорк. Но в действительности Кетчум не приехал на свадьбу, поскольку об этом его попросил повар.