Салман Рушди - Клоун Шалимар

«Женщину, которая родила меня, ты убил за то, что она посмела тебя оставить, — писала Кашмира. — Мужчину, отца моего, ты убил за то, что он посмел ее у тебя отнять. Из-за своего эгоизма, из-за чудовищного тщеславия, из-за того, что ты оценил свою честь дороже, чем жизнь другого, ты убил двоих. Ты отмыл свою честь их кровью, но она и теперь вся в крови. Ты пожелал уничтожить их, но и это тебе не удалось, ты не убил их, потому что вот она, я, во мне они оба живы — и Максимилиан Офалс, и Бунньи Каул. А ты, мистер убийца, чувствуешь, что в тебе поселилась я, а, господин фокусник? По ночам, когда твои глаза закрыты, ты видишь меня у себя внутри? Кто мешает тебе заснуть и, если заснешь, кто долбит тебя, пока не проснешься? Ну как, господин убийца, ты вопишь во сне? Кричишь и плачешь, мистер шутник? Не смей называть меня падчерицей! Я тебе никакая не дочь, у меня есть отец и мать, и они оба живут у тебя внутри вместе со мной. Оба они мучают тебя — и зарезанная тобою мать, и отец. Я — Максимилиан Офалс и Бунньи Каул, ты же ничто, и меньше чем ничто. Ты грязь под моим каблуком».

В начале девяносто третьего она на короткое время вернулась к работе. Друзья настояли, и она колесила по сто первому шоссе, где, начинаясь чуть южнее Сан-Диего, возле Президио-парка уходила на север, к миссии Сонома, старая дорога с цементными колоколами на подпорках в виде крюков. Они отмечали путь, впервые проделанный в 1771 году монахом-францисканцем Хуниперо Ceppa. Она собирала все, что могло пригодиться для задуманного ею фильма «Камино Реал». Однако мысли ее были далеко, и через несколько недель она прекратила свои поездки. Позвонил и пригласил на ужин претендент на ее руку — парень-реклама. Под нажимом подруг она согласилась, но, хотя он явился с цветами, в блейзере и при галстуке, повел ее в шикарный ресторан, стал уверять, что она красивее любой кинозвезды и даже пытался не говорить о себе самом, она не досидела до конца ужина, извинилась, что пока не готова для общения, и сбежала.

Решив, что пора сменить обстановку, она вернулась в большой дом на Малхолланд-драйв, к духу своего отца. Ольга Семеновна, дочери которой теперь были при ней — они поселились в одной из пустующих квартир, — провожала ее со слезами и пообещала навещать в роскошном гнездышке так часто, как только сможет. Но в «роскошном гнездышке» Кашмира с каждым днем чувствовала себя все более одинокой. Обслуга знала свои обязанности, и все в доме шло заведенным порядком: три раза в день ее кормили, два раза в неделю меняли постельное белье. Вооруженные охранники лучшей охранной фирмы «Джером» молча исполняли свою работу, ежедневно посылая рапорты самому вице-президенту фирмы. Дневная смена в основном следила за входами и выходами по всему периметру ограды; более многочисленная ночная в специальных очках, позволявших видеть в темноте, контролировала всю территорию с помощью вращающихся прожекторов, что делало дом похожим на кинотеатр в день премьерного показа. Кашмире не было необходимости давать кому-либо какие-то указания, скорее наоборот — указания давали ей самой. Ей было предписано в случае неприятных неожиданностей укрыться в оборудованном в стене помещении, которое в прежние времена служило гардеробной для некой кинозвезды и где теперь Кашмира хранила свои немногочисленные и ненужные в данной ситуации наряды. Ей внушали, чтобы в случае проникновения в помещение постороннего она ни в коем случае не пыталась захватить преступника самостоятельно. «Не геройствуйте, мэм, — сказали ей, — и предоставьте нам возможность сделать все, что требуется». Недавно в фирме «Джером» разыгрался скандал. Один из ее лучших агентов завел интрижку сразу с двумя очень состоятельными клиентками, одна жила в Лондоне, другая — в Нью-Йорке. Ради удобства, чтобы не проговориться во время ночных забав, он называл их обеих одним и тем же ласкательным прозвищем — Зайка. В конце концов все раскрылось, и судебный иск, который вчинили фирме обе пассии, нанес значительный урон не только ее репутации, но и финансовому положению, что, в свою очередь, привело к установлению администрацией драконовских правил, согласно которым охранникам вообще запрещалось вступать с клиентами в разговоры на посторонние темы, а в случае необходимости делать это лишь в присутствии третьего лица. Кашмира к общению не стремилась. Ей хотелось, чтобы к ней никто не приставал. Только раз она попросила одного из охранников дать ей очки ночного в и дения — просто так, для развлечения, как она выразилась. Он сунул их ей украдкой, виновато оглядываясь по сторонам, словно мальчишка, назначающий девушке тайное свидание. «Пусть это останется между нами, мэм, — шепнул он. — Мне даже и смотреть-то в вашу сторону не велено, разве что надо будет стрелять в человека у вас за спиной».