Ариэль Бюто - Козлы

Дурацкая манера повторять ее имя каждые пять минут! Он пожирает ее глазами, взгляд становится все более масляным, у нее руки чешутся треснуть его по физиономии.

— Помнишь Кристофа?

— Понятия не имею, кто это!

— Но как же! Мы ездили к нему в Довиль. На выходные. Это случилось только раз, но тем не менее. Дождь лил не переставая, и мы бегали по пляжу в непромокаемых плащах.

Флоранс слушает вежливо, но без малейшего интереса, словно речь идет не о ней.

— Я часто рассказывал ему о тебе. Мы праздновали мое сорокалетие вдвоем, только он и я. Пили за твое здоровье. То самое вино, которое я купил в Боне на нашу свадьбу.

— Твою и Кристофа?

— Твою и мою, разумеется!

— Да ну! Ты планировал нашу свадьбу, а я абсолютно не в курсе!

Сердце Флоранс колотится, голос срывается. Она точно помнит, вопрос о женитьбе никогда всерьез не обсуждался. Да и в каком-то там Боне она никогда не была. Но железная уверенность Филиппа заставляет ее усомниться в своей правоте.

— Ты сделала меня таким несчастным, — продолжает Филипп, чувствуя, что выигрывает по очкам. — А ведь говорила, что наши судьбы навеки связаны.

— Я такое говорила?

— Написала.

— Я тебе писала?!

— Десятки писем. Я их храню, все до единого. И часто перечитываю.

Да он настоящий псих! Флоранс становится страшно. Она не припомнит, чтобы хоть раз писала Филиппу. У него навязчивый бред, он и ее хочет затянуть в этот омут! Флоранс сильно не по себе.

— Для меня восемнадцатое июля — день траура. В этот день ты вышла замуж.

— Откуда ты знаешь? Кстати, я больше не праздную восемнадцатое июля. Это был мой первый брак.

— Как ты могла так поступить со мной?

— Ты что, издеваешься? Мы были в приятельских отношениях, не более того! Ты тоже был женат, но я не делаю из этого трагедии.

— Да, я вижу, моя женитьба тебя задевает. Но ты не должна ревновать…

— И в мыслях не было!

— Ты не должна ревновать, потому что Сесиль я выбрал только потому, что она очень похожа на тебя. Впрочем, во всех женщинах я искал твои черты…

Хлопнув ладонями по столу, Флоранс решительно встает. И зачем только она согласилась на это свидание? Уж точно не затем, чтобы вести подобные дискуссии! Она подыскивает слова, которые дали бы понять, что она прощается с ним навсегда, но боится его оскорбить. А если у него и впрямь хранятся какие-то письма? А если он шпионит за ней? Встать и уйти — проще простого, но оставит ли он ее после этого в покое? Сомнительно. У Флоранс вырывается вздох отчаяния.

Филипп понимает вздох по-своему: хватает руку Флоранс и подносит к губам.

— Не грусти, любовь моя! Мы снова вместе. И больше нас ничто не разлучит.

Флоранс чувствует влажное прикосновение его губ и поспешно выдергивает руку.

— Я должна идти, пора забирать Адриана.

— Понимаю. Я всегда знал, что из тебя выйдет прекрасная мать. Когда мы снова увидимся?

«Никогда!» — кричит ее разум. Но Филипп не слышит. Все его силы направлены на то, чтобы вырвать обещание новой встречи.

Флоранс притворяется, будто увидела на улице знакомую.

— Мне нельзя здесь оставаться. Пока.

— Можно я тебе позвоню?

— Дело твое, — бросает она, как бросают собаке кость.

Он уже собирается сжать ее в объятиях, но она вовремя уворачивается.

— Флоранс!

Ну что еще? Он загородил ей дорогу, неслышно ступая в своих неизменных мокасинах.

— Спасибо! Это было божественно!

Не хватает только щемящих скрипок… А вот и они! Правда, в иной аранжировке — парочке аплодируют туристы, когда Филипп, сграбастав Флоранс, впивается в ее губы. Она чувствует во рту его язык, кричать уже поздно, а укусить в самый раз, но тут происходит нечто странное: Флоранс будто видит себя на киноэкране. Флоранс, которая только и знает, что поливать цветы, стоять в очереди за продуктами и скандалить с мужем, запрещая ему ужинать пиццей, не отрываясь от футбольного матча, внезапно превращается в принцессу. Она в роли неотразимой женщины в объятиях импозантного и никчемного мужчины, и в ее честь звонят колокола Сен-Жермен-де-Пре. Поцелуй Филиппа не вызывает отвращения, дыхание у него ментоловое. Если закрыть глаза и не видеть его помутневших глаз, ситуация кажется не такой уж неприятной.

Флоранс не изменила своего мнения о нем. Она находит этого типа нелепым, прилипчивым и наглым. Но разыгравшаяся пылкая сцена не может не волновать воображение почти сорокалетней матери семейства, которой одна забота — не забыть по пути домой купить хлеба.