Юдит Герман: Летний домик, позже

Я слышала, как затихли ее шаги на лестнице, пыль с двери, которая из-за стука пришла в движение, улеглась. Я посмотрела на моего возлюбленного и спросила: «Так ты все же не хочешь услышать историю красного кораллового браслета?»

Мой возлюбленный повернул ко мне лицо, на котором была изображена мука. Он вытянул перед собой руки, растопырил пальцы, его рыбьи глаза немного вылезли из глазниц. Тишина, стоявшая в комнате, дрожала, как поверхность моря, в которое бросили камень. Я показала моему возлюбленному руку с красными кораллами, и мой возлюбленный сказал: «Они из семейства корковых кораллов, родовой ствол которых бывает высотой до одного метра, у них красные скелеты из извести. Известь».

Мой возлюбленный говорил это, запинаясь, слова давались ему с трудом, он лепетал, как будто он был пьян. Он сказал: «Они растут у берегов Сардинии и Сицилии. В Триполи, в Тунисе и в Алжире. Там, где море голубое, как бирюза, очень глубокое, можно плавать, нырять, вода теплая…» Он снова отвернулся от меня, тяжело вздохнул, два раза толкнул стенку ногой и замер.

Я сказала: «Я хочу рассказывать истории, слышишь ты! Петербургские истории, старые истории, я хочу их рассказывать, чтобы выйти из них и пойти дальше!»

Мой возлюбленный сказал: «Я не хочу их слышать».

Я сказала: «Тогда я буду ж рассказывать твоему психотерапевту», и мой возлюбленный встал, он так дышал, что перед его ртом началась пылевая буря, он сказал: «Ты ничего не будешь рассказывать моему психотерапевту, иди к кому угодно, но не к моему психотерапевту», он закашлялся и стал стучать себя по голой серой груди, я не могла не рассмеяться, потому что мой возлюбленный еще никогда так много не говорил. Он сказал: «Ты не будешь обо мне говорить с тем, с кем я говорю о себе, это невозможно», и я сказала: «Я не хочу о тебе говорить, я хочу рассказывать истории, а мои истории — это и твои истории». Мы начали спорить. Мой возлюбленный угрожал меня бросить, он схватил меня и стал дергать за волосы, он кусал мою руку и царапался, в комнате подул ветер, раскрылись окна, колокола на кладбище неистово зазвонили, сгустки пыли полетели на улицу, как мыльные пузыри. Я оттолкнула своего возлюбленного, распахнула дверь, мне казалось, что я вправду очень худая; что я слышу, как пыль оседает на пол, мой возлюбленный с серыми рыбьими глазами, с серой рыбьей кожей молча стоял у своей кровати.

Психотерапевт, из-за которого я потеряла красный коралловый браслет и своего возлюбленного, сидел в большой комнате за письменным столом. Комната и в самом деле была очень большая, и в ней почти ничего не было, кроме стола, за которым сидел психотерапевт и перед которым стоял маленький стул. На полу лежал мягкий ковер, темно-синий, как море. Когда я вошла в комнату, психотерапевт серьезно посмотрел прямо на меня. Я пошла к его столу, мне казалось, что я буду очень долго идти. Я думала о том, что на этом стуле в другое время сидит мой возлюбленный и говорит о себе — о чем же еще? — мне было немного грустно. Я села. Психотерапевт кивнул мне, я кивнула ему, я уставилась на него, ожидая начала разговора, первого вопроса. Психотерапевт смотрел на меня, пока я не опустила глаза, но ничего не говорил. Он молчал. Его молчание мне что-то напоминало. Он был тих. Тикали невидимые часы, высотное здание овевал ветер, я смотрела на синий ковер между своими ногами и нервно теребила шелковую нитку красного кораллового браслета. Психотерапевт вздохнул. Я подняла голову, он постукивал остро заточенным карандашом по блестящей поверхности стола, я смущенно улыбнулась, он сказал: «Что с вами».

Я вздохнула, я подняла руки и снова их опустила, я хотела сказать, что я собой не интересуюсь, я подумала, что это — ложь, я интересуюсь исключительно собой, но что же тогда? Совсем ничего? Только усталость и пустые тихие дни, жизнь рыбы под водой, смех без причины? Я хотела сказать, что во мне слишком много историй и это делает мою жизнь тяжелой, я думала, что могла бы остаться с моим возлюбленным, я вздохнула, и психотерапевт раскрыл глаза и рот, я потянула за нитку красного кораллового браслета, и нитка порвалась, и шестьсот семьдесят четыре гневных красных маленьких коралла во всем своем сверкающем великолепии скатились с моего запястья.

Я растерянно смотрела на руку, она была белая и голая. Я посмотрела на психотерапевта, он откинулся на спинку стула, карандаш лежал перед ним, параллельно краю стола, руки он сложил на коленях. Я соскользнула со стула на синий, как море, ковер, шестьсот семьдесят четыре коралла лежали по всей комнате. Они светились, как никогда, гневным багряным светом, я ползала по полу и собирала их, они были и под столом, и под ногой психотерапевта, он чуть-чуть отодвинул ногу, когда я ее коснулась, под письменным столом было темно, но красные кораллы светились.