Александр Анянов: Рожденные ползать

— Ну, что, Анютов, все готово?

От неожиданности я чуть не выронил из рук отвертку. Передо мной стоял майор Чернов. Задумавшись, я не услышал, как он вошел в укрытие. Теперь начштаба-2 был одет в синий летный комбез и высокие черные берцы. В руках он держал защитный шлем и кислородную маску. Я хотел честно доложить, что еще не успел соединить разъемы ракет, но на секунду замялся, подбирая оправдание.

Видя, мое замешательство, Чернов понял меня однозначно и начал багроветь от злости. Мгновенно сработал мой инстинкт самосохранения. Слова доклада вырвались у меня автоматически, помимо собственного желания:

— Товарищ майор, самолет к вылету готов! Техник самолета — лейтенант Анютов.

Лицо летчика прояснилось.

— Хорошо, а то я думал, ты тут дурака валяешь. Времени у тебя было, по-моему, больше, чем достаточно. Особенно учитывая, что мы ракеты за вас вешали.

Он подошел к самолету и взялся за поручни стремянки, готовясь залезть в кабину.

— Товарищ майор, а пуски ракет ожидаются? — спросил я на всякий случай.

— Пуски…, — Чернов вздрогнул. — Какие пуски? Ты, лейтенант, сплюнь три раза через левое плечо и не говори ерунду!

В тот момент откуда-то донесся отдаленный звук. Я не перепутал бы его ни с чем другим. Это был звук запускающегося реактивного двигателя. Мы переглянулись и, как по команде, выскочили из укрытия.

Звук шел со стороны стоянок первой эскадрильи. Тут же к нему прибавился еще один, потом еще. Там вдалеке, вспыхнули два белых светлячка — свет самолетных фар. Они вначале медленно, затем все быстрее начинали двигаться. За ними постепенно вырастала целая гирлянда. Огоньки на приличной скорости перемещались по невидимой отсюда магистральной рулежке в сторону взлетной полосы.

— Ох, ептыть! — Чернов стремглав бросился обратно в укрытие, как кошка взлетел вверх по стремянке и плюхнулся в кресло самолета. Пока я помогал ему пристегнуть ремни и включал электропереключатели, он вышел на связь:

— Я — полсотни-пятый. Готовность — один. Понял… Так точно. Выполняю…

Без слов, жестом, майор показал, что начинает закрывать фонарь кабины. Мне показалось, что в этот момент его лицо приобрело какой-то землистый оттенок. Впрочем, может быть, дело было просто в плохом освещении. Я кубарем скатился вниз, оттащил в сторону стремянку и ногой выбил стояночные колодки из-под колес.

Раздался громкий хлопок, и синее пламя вспыхнуло под брюхом самолета. Это заработал пусковой двигатель. Послышался свист раскручиваемой турбины. Звук усиливался, нарастал. Еще один хлопок — зажглись форсунки камеры сгорания. Тут же загрохотал выводимый на рабочие обороты, реактивный двигатель. Помещение мгновенно наполнилось дымом и едким запахом керосина. Через минуту самолет вырулил из укрытия и, на ходу поворачивая крылья во взлетное положение, стал быстро удаляться.

«Время «Ч», время «Ч», время «Ч»", — без остановки пульсировало у меня в голове. Я прекрасно знал, что это значит. Время «Ч» — это война!

Август 1983 года. Понедельник. Старенький дизель везет меня по эстонской земле. Я смотрю в окно на проплывающие пейзажи и время от времени ощупываю лежащий во внутреннем кармане новенький военный билет. Даже не верится, еще неделю назад я был гражданским человеком, каким-то там заводским инженериком. И вот — уже целый лейтенант ВВС.

Конечным пунктом моего назначения является аэродром Дурасовка. Однако билеты мне выданы до какой-то загадочной станции — Квазалемма, что в 60 километрах от Таллина. Ну что ж, Квазимодо, так Квазимодо (переиначил я название местечка на свой лад). Доберусь до него, а там спрошу у кого-нибудь. Язык, как говорится, до Киева доведет. Прорвемся!

Ну вот, кажется, и приехал. Я выхожу на перрон и оказываюсь в одиночестве. Больше с поезда не сошел никто. На перроне небольшая будка из красного кирпича с названием станции. Похоже, что это вокзал — он закрыт. Окошко билетной кассы затянуто паутиной. Сразу за будкой стоят несколько частных домиков, между которыми петляет дорога, уходящая в лес. Никаких следов аэродрома или какой-либо воинской части не обнаруживается.

По дороге, мне на встречу, идет женщина средних лет. С радостью подскакиваю к ней:

— Извините, вы не скажете, как мне добраться до Дурасовки?

— Я не понимаю по-русски, — отвечает женщина на приличном русском языке и проходит мимо.

Я ошарашенный, бреду дальше. Неплохое начало! Чуть подальше во дворе одного из домов мужик лет сорока рубит дрова. Подойдя к ограде, изображаю самую вежливую улыбку, на которую только способен: