Виталий Лозовский - Как выжить и провести время с пользой в тюрьме. Часть 1

Восемь месяцев длилось следствие. На суде мне дали 8 лет и шесть месяцев и перевели в колонию для несовершеннолетних девочек. Здесь со мной стали работать воспитатели, психолог, моя бабушка меня не бросила, а поддерживает всеми силами, но я почему-то ни капельки не раскаивалась в содеянном. Мне было непонятно, как это — расслаиваться, для меня это были пустые слова.

Но шло время и однажды, беседуя со взрослым человеком, я вдруг представила то чувство, которое переживает материнское сердце, когда узнает, что её кровиночки, её звёздочки и отрады нет больше на белом свете. Я даже не могу передать то, что творилось тогда в моей душе от осознания всего того, что я натворила. От осознания своей отвратительности на глаза накатились слёзы, душа стала словно разорванной на части. Потом, когда я пришла в своё привычное состояние, я попыталась собрать все свои «части» вместе, но чего-то не хватало, чего-то, что уже никогда ко мне не вернётся.

Я понимаю, что нет ничего такого на свете, что может искупить мою вину. Я выйду на свободу через 2 года, а ту девушку уже не вернуть никогда. Больше всего боюсь, как бы поговорка: «За грехи родителей платят дети» в будущем не коснулась мой семьи.

Александр, 17 лет:

Моя жизнь — это сплошная неудача. Мне было почти 16 лет и я уже был дважды судим. Сначала шёл по делу как свидетель, и меня отдали на поруки родителей. Но мне не дошло, и я попался второй раз. Судья сказал мне на суде, что если я буду продолжать воровать, то меня посадят. Это был последний раз, когда мне простили и не посадили.

А когда меня осудили третий раз, то думать уже было поздно. Мне дали два с половиной года за кольцо и цепочку. Мы с подельником продали их за 50 гривен и поделили на двоих. Даже смешно об этом писать. Два года и шесть месяцев — за 25 гривен.

За те семь месяцев, что я здесь сижу, я понял, что прежде всего в жизни надо дорожить своими родителями. Понял, что был неправ, когда говорил, что мне всё равно, и что меня не поймают, когда обзывал всех плохими словами и думал, что так и надо. Отец с мамой и сестра с братом не желали мне ничего плохого, они хотели сделать, как лучше.

Папа говорил мне, что я слишком гордый. Я не знал, что такое тюрьма, и не осознавал, что такое свобода. Если кто думает, что зэк — это круто, он ничего в этом не понимает. Нет никакого смысла гордиться собой, если ты знаешь, что о тебе думают люди, и какое у них к тебе отношение.

Здесь, где я сижу, ещё нормально по сравнению с другими лагерями. Но я не наедаюсь этой баландой, пайкой, которой кормят. За пять месяцев я похудел на четыре с половиной килограмма.

Тут можно плакать, но что толку? Тебе все равно никто не поможет и никто тебя не накормит, и кроме пайки тебе не дадут больше. Когда я попал сюда, я был поражен теми людьми, с которыми я сижу. Можно сказать — они все, как звери, они все дикие.

Тебе никто не даст кусочка хлеба, не поделится тем, что у него есть. Тут нет справедливости и нет правды, нет ничего хорошего и разумного. Кто сумел — тот и выжил, кто не сумел — тот и остался жить грязным обиженным петухом.

Сейчас за окном солнце, и мне так хочется на свободу, к своей маме. Хочется обнять её и заплакать, сказать — «прости меня, мама, за всё, что я натворил, за то, что я так долго был вдали от тебя». Сейчас бы я дома в саду ел черешни или был бы где-то на рыбалке с друзьями, или поехал бы на природу с любимой девушкой…

Здесь в колонии я получил профессию слесаря, и когда выйду — я буду думать совсем по-другому. Моя жизнь ещё не кончена и я успею всё исправить к лучшему. Самое страшное для меня — попасть сюда опять. Поэтому и говорю тебе, как говорил мой отец: будь умнее и никуда не лезь, прислушивайся к своему сердцу. Жизнь сейчас не малина, и за решеткой она — ад.

Если ты что-то понял из моего творения, напиши ответ. Тебе же я желаю удачи, любви и счастья.

Письмо, пришедшее чуть позже:

Здравствуйте!

Прочитал письма выпуска № 24 из детских колоний.

Уверен, что подавляющее большинство попадающих в тюрьму испытывают те же чувства, что и написавшие дети.

"Первоходы" ужасаются месту "не столь отдаленному" и клянутся себе, что никогда туда не вернутся. И при этом очень многие возвращаются назад. Почему? Вот вопрос.

Наше общество отторгает "отсидевших", шарахается от них, как от "прокаженных". У них нет шансов найти нормальную работу, семьи и дома обычно потеряны. Выжить и не вернуться назад могут только очень сильные личности. Остальные сходятся с такими же отверженными и начинают медленный, но неотвратимый путь назад, в "зону".