Александр Малюгин - Аферисты. BIG-ЛАЖА-TOUR, или Как развести клиента на бабло

Но вдруг Лариса стала серьезной. «Вообще-то он действительно все время пытается меня укротить, – вздохнула она и выдохнула: – Но смерть мамы я ему никогда не прощу!» – «А он тут при чем?» – «Он?.. В ночь пожара, ну до него, вечером, была премьера, после премьеры банкет. По пьяной лавочке отец приревновал маму к одному актеру. Но там ничего не было, мама, я знаю точно, вообще никогда отцу не изменяла. Я, наверное, в этом смысле в нее… Ну вот. Когда все разошлись, мои поднялись в гримерку, на второй этаж, забрать вещи. Отцу, наверное, опять что-то в голову втемяшилось… В общем, маму нашли связанной, она задохнулась, хотя так наверняка бы выбралась… Сволочь! Пьяная сволочь!» Никита молча обнял Ларису, стал гладить по голове, натыкаясь на забытые заколки и шпильки. «Мавр чертов, Отелло гребаный. Кстати, может, это он и театр поджег, – проговорила она сквозь слезы. – Официально сказали – короткое замыкание, но этот мавр способен на все!» – «Мавр, – задумчиво повторил Никита. – Вы же сейчас „Отелло“ репетируете?» – «Ну да. Так ты думаешь, почему он „Отелло“ взял? Сам хочет мавра играть, представляешь? Он хочет доказать виновность Дездемоны! И чтобы я ее играла. А вот это – черта с два! Я лучше сыграю шута…»

И дальше Лара открыла еще один секрет. Мол, отец очень боится ее потерять, боится, что она уедет в другой город, в столицу, выйдет замуж и оставит его один на один с тенью загубленной им жены, которая каждую ночь является ему во сне и рвет сердце. И поэтому отец спит и видит, как бы посадить дочь на цепь, да, можно сказать, уже посадил, он, наверное, мечтает забрать ее с собой в могилу. «Так что, если мавр узнает о нас, – с невеселой усмешкой добавила Лара, – будет совсем другая пьеса». – «Какая?» – машинально поинтересовался Никита. «Ромео и Джульетта», с таким же печальным концом»…

Во сне Никита неосторожно, локтем, задел ее грудь и услышал сдавленный крик. «Что с тобой?» – испугался он. «Больно, – полупроснувшись, пробормотала Лариса. – У меня эта грудь постоянно болит». – «Тебе нужно обязательно сходить к врачу, – забеспокоился Никита. – С этим делом не шутят. Учти, я – несостоявшийся хирург». – «Спи, хирург», – улыбнулась в ответ дочь мавра.

…Он зашел в спальню и минут двадцать с ненавистью глядел на них, бесстыдно разметавшихся по постели. Когда Никита открыл глаза, он первым делом подумал: как этот Казанцев действительно похож на мавра! Какое у него темное, пропеченное лицо, воловья шея и белые ровные зубы! Он так подумал и только потом испугался. И разбудил Лару. «О господи!» – обхватила голову руками она.

Мавр в упор смотрел на дочь, и, казалось, с его губ сейчас вот-вот слетит сакраментальное: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» «Ну что ты смотришь?! – в истерике закричала Лара. – На, души! – И она швырнула в его сторону подушку. – Тебе мамы мало?!»

Скрежетнув зубами, Казанцев быстро вышел из комнаты.

Никиту вскоре уволили из театра, и долгое время он обходил это помпезное здание стороной. Несколько раз по пьяной лавочке он порывался бежать в театр, найти там Лару, освободить ее из тяжелых объятий мавра и вернуть бешеные приступы счастья, которые охватывали его той сентябрьской лунной ночью. Но, мечтая, он вдруг чувствовал железную хватку Казанцева на своей шее и не мог сдвинуться с места.

Так прошли осень и зима. А весной Никита узнал от Сергея Богдановича страшную новость. У Лары обнаружили рак молочной железы, и мавр, этот полуграмотный бывший тяжелоатлет, каждый свой шаг сверяющий с публикуемым в местной газете гороскопом, решил везти любимую ненаглядную дочь на Филиппины, к хилерам. Но Лариса уперлась, она показала в этой ситуации свою настоящую строптивость. Она заявила отцу, что полетит на Филиппины только с Никитой. И ни с кем другим. Угрозы, увещевания, слезные просьбы мавра не сломили упорства Катарины. И Казанцев сам позвонил бедному безработному художнику. Долго уговаривать Никиту не пришлось.

Они вылетели на том самом лайнере А-310, который 22 марта 1994 года рухнул под Междуреченском. Образно говоря, мавр сделал свое дело. Но, узнав об авиакатастрофе, он в тот же день сунул себе в рот охотничье ружье…

Лариса Алексеевна закончила свой долгий, с придыханиями, рассказ.

Бутылка водки была почти пуста. Дашенька сидела ошеломленная, открыв рот, завороженно глядя в греческие глазищи Лары-Катарины, те самые, нисколько не потускневшие, в отличие от всего остального. Вадим же с переменным успехом боролся со сном. День сегодня выдался не из легких. Почти как у Терминатора – в него стреляли, его прожигали, мяли, отключали. А он целехонек. Ларчиков даже нервно хохотнул, вспоминая в очередной раз утро с Любой-шахидкой, головореза Сербеста, побег, убийство Фрусмана, хвойный запах в подъезде, стихи, которые читала поэтесса, похожая на шерстяной комочек. И наконец, собственное задержание двумя архаровцами, фамилии которых до сих пор висят в памяти – Сальник и Мордасов. Безалаберные они, конечно, дядьки, зря не надели на него наручники, таким не место в органах, тем более в убойном отделе. Лестницы в Политехническом скользкие. Легко подтолкнув служивых, Ларчиков перемахнул через их кувыркающиеся фигуры, хлопнул дверью и нырнул в метро. Ищи-свищи! Извиняйте, братцы, ну никак нельзя было сейчас оказаться в милиции!