На маленькой сцене стояла женщина, похожая на комочек шерсти, кругленькая, мягонькая, лет сорока. Заломив руки за голову – эдакая купальщица с совдеповской фотки-агитки, – она хлестко декламировала:
Поясок затянуть. Заворчать.
В клавесине
вдруг дыру провертеть
перочинным ножом.
Перед Пасхой сказать,
что весной небо сине.
После Пасхи гулять
с привокзальным бомжом.
Греться возле рекламы.
Стрелять сигареты
у ленивых качков.
И потом нахамить милой девушке,
словно из той оперетты.
А затем не спеша,
с наслажденьем курить.
Расставаться с вещами.
Пописать на «вольво».
В перестрелке убить
двух мосластых котов.
Отчего же так дико,
так грустно,
так больно?
Врач сегодня сказала:
здоров он, здоров!
Не понять мне
московского злого оскала.
Я б весь век куковала
в своей тишине.
В Монте-Карло.
Все кружится,
кружится зала.
А мы топим, мы топим
все чувства в вине.
– Какая лажа! – фыркнул Ларчиков, да так громко, что его услышали и зашикали.
Спешно ретировался. Заскочил в буфет, где жадно проглотил четыре пирожка с капустой – с утра ничего не ел. У буфетчицы спросил: есть ли тут еще какой-нибудь зал? В Малом, оказывается, и происходило сборище, о котором говорил Курляндцев.
Публика была очень странного вида. Человек пятьдесят в темных костюмах, белых рубашках и синих галстуках, похожие на печальных строителей очередной финансовой пирамиды, они практически не разговаривали между собой. Ларчиков не без труда разглядел среди них Димку – он выделялся молодостью и гладко зализанными назад глянцевыми волосами. Что он делал среди этих однояйцевых близнецов-старперов? Увидев Вадима, Курляндцев кивнул и как-то быстро отвернулся. Ларчиков попытался крикнуть ему, время для общения оставалось немного, но тут концептуалист вскочил с места и резвой депутатской походкой двинулся к трибуне. Прокашлялся и заговорил твердым, бескомпромиссным голосом. Ларчиков прислонился к стене и некоторое время завороженно слушал.
– Границы расселения этнических групп, – нещадно молол воздух Курляндцев, – как и пределы распространения видов растений и животных, определяются внешними по отношению к ним силами: почвами, климатами-ландшафтами. Сопротивлением соседей, сжитостью с родной местностью, невозможностью или нежеланием приспособляться к чужой. В то же время уже животные метят и охраняют места своего обитания. Не встречая особого сопротивления туземцев, движимый внутренними причинами, этнос может разлиться по обширным пространствам, если пейзажные преграды отсутствуют…
На этом месте зал почему-то разразился бурными продолжительными аплодисментами. С галерки даже крикнули: «Е-е-йо-хо-хо!» Переждав с удовлетворенной гримасой шум, Курляндцев продолжил:
– Но, например, борьба за выход к Балтийскому и Черному морям, где этому препятствовали сильные конкуренты, потребовала от России постоянных усилий в течение нескольких столетий. Но только обладающие слишком большой по сравнению с возможностями нативной территорией островные или не имеющие шансов на продвижение по материку популяции преодолевают водные преграды, распространяя себя на другие континенты. Предприятия, порожденные конфликтами между внутренней энергией племени, неудовлетворенностью нативного пространства и барьерами в виде сильных соседей и стихий…
С двух сторон к Ларчикову притиснулись двое мужчин в светлых костюмах. Эдакие лучики света в темном царстве. Один из них негромко спросил:
– Вы Вадим Ларчиков?
Ларчиков обернулся:
– Да, я, а что?
– Давайте выйдем, поговорим.
– На какую тему?
– Мы из убойного отдела. Капитан Сальник, а это старший лейтенант Мордасов. Вы знали такого Льва Фрусмана?
– Знал, – чуть помедлив, ответил Вадим. – А что?
– Он убит. Сейчас мы проедем в отдел, и вы нам о Фрусмане все расскажете.
Когда они втроем с некоторым грохотом пробивались к двери, Курляндцев вдруг прервал свою концептуальную речь. Ларчиков посмотрел на Димку и все понял. «Ну и сука ты, Курляндцев! – мелькнуло у него в голове. – А я ведь сколько раз тебя спасал».
В фойе, где стояли прилавки с книжками, Вадим поинтересовался у ментов:
– А надолго мы в отдел? У меня встреча важная через час.
– Надолго? Вы задержаны. По подозрению в убийстве Льва Фрусмана, – ответил капитан Сальник и усмехнулся. – Наденем наручники или так обойдемся?
В этом городке размером чуть ли не с московское Бульварное кольцо театр был нужен не больше чем космодром. Пожар, после которого остов храма Мельпомены зиял черными окнами посреди центральной площади, словно взятая немцами Брестская крепость, и смерть в пожаре при невыясненных обстоятельствах местной примадонны Лидии Масляненко окончательно убедили власти в том, что на пепелище следует воздвигнуть что-то более полезное: общественную, скажем, баню, супермаркет либо новый вещевой рынок.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу