Стол поставлен торцом к подоконнику, можно привалиться спиной к перегородке с горницей, отдыхая за чаем, посматривать на дорогу за окном.
Напротив дома на тракте, остановился оранжевый рейсовый автобус: из Абана в Апано-Ключи. Помедлил, уехал. Через дорогу к воротам рысью торопились Володя с Таней, Васька с дочерью Симоновича. «Сестра? Невестка будущая Петру?» Петр Васильевич отслонился от окна и стал поджидать гостей в дом. «И ведь не к матке с батькой — Зимник рядом, а сразу к нам. Сейчас там Симоновичу доложат, те, кто в Зимнике сойдут. На коне в телеге прикатит с бабой. И начнется тут такое…» Додумать Петр не успел.
— Здорово, батя, — первым ступил в дверь Володя. За ним его Таня. Васька пропустил невесту вперед. Столпились у порога, высвобождая ноги от обуви.
— Дорово-дорово, — поднялся и Петр навстречу. Ступил до них шаг, каждому сыну пожал руку, приобнял невестку Таню, приветливо поклонился Васиной невесте.
— Валя. Валентина, — тихо ответила она на поклон Петра.
— Хорошо, будут теперь две Вали, — пригласил жестом пройти в горницу.
— В бане все, полощатся, — понял Петр взгляд невестки Тани. — Скачи к ним.
Старший сын детьми еще не обзавелся. Но тяжеловесная поступь невестки Тани уже намечалась. Сын зовет Таню «Настей». Нравится и Петру имя Анастасия. И Петр иногда в шутку стал привыкать звать её «Настёной». Васька, второй сын после Володи у Вали. Рядом с кряжистым Володей он шибко разнится крученой прогонистостью, лицом вылитый дед Василий. И говорит также как он, помахивая в такт словам едва заметно головой, вроде как соглашаясь со сказанным. А девка у Симоновича, ладная. И чем-то напоминает молодую Валю Колесень. Сыны всегда ищут схожести с матерями в будущих своих женах. Природа такая.
— Рассказывайте, как добрались. Усаживайтесь к столу, — Петр любил говорить с детьми напевно, с расстановкой. — Та-ак, Василий Владимирович, знакомь ближе нас с твоей Валентиной, — нередко Петр звал детей и по имени-отчеству, чтобы подчеркнуть свое уважение.
— Часто жалею, что не могу вас собрать вместе. У нас ведь как, — обратился Петр к Валентине. — Вместе русская родня бывает только на свадьбах, да похоронах. А так, живут и недосуг о родне думать. Коля вот в армии, Надежда теперь в Абане, Любонька наша в Красноярске, на учителку учится. А так бы все вместе и порешили, как дела править.
— А чего решать? Все решено Васькой и без нас, Петр Васильевич. — Загорланил непутево Володька. Таня его ушла в баню к бабам. «Насти» рядом нет, он и сорвался с цепи.
— Все решено, батя! И сейчас запьем это дело — закрепим смотрины. Женится наш Васька! На ноябрьские праздники и свадьба: Валя на каникулах, Люба приедет с учебы. Самое время, батя. Тебя ждали с гуртов. Мы же — Шеляги! Решил — выполнил. Рак назад не пятится, так и Шелях. У мамки есть самогонка? Настя водку с собой унесла, чтобы мы без мамки не пили. — Хватился Володька объемистой сумки, которую нес из автобуса в дом.
Шалопутный, в отца родного, Володька быстро нашел на кухне банку с первачом. Васька помог ему сала напластать, из чугунка со щами выловил куски вареной говядины, поставил миску куриных яиц горкой, которые тоже нашел под занавеской в кухонном столе. Петра сильно задело, не дождаться Валентины Тимофеевны. Колесень недовольная будет таким заходом гостей. Но промолчал. Последние годы он сынам не перечил: их это дом, родовое гнездилище, пусть и поступают, как умеют. Будет того, что вырастил.
— Завтра кабана заколем, — веселился шалопутно Володька. — Свеженинки нажарим. А сегодня и такой закуски довольно. Люблю мамкин хлеб, — наполнив стаканы, потянулся он за долькой ржаного хлеба. Поднес хлеб к лицу, вдохул, закрыл глаза.
— За вас, батя с мамой, — вознес он стакан к центру стола.
— За родителей наших, Валя. Таких людей на земле больше нет. За их здоровье.
За братом к отцову стакану потянулся через стол и Васька. К Валентине Петр приподнялся сам. Выпили. Валя пригубила и отставила. Она деревенская, самогонкой не удивишь. Студентка, бывает, в городе, с вином отмечают. Но Васька перед батькой порисоваться решил.
— Пей, кому сказано: за родителей!
Валя спорить не стала, махом выпила из граненой стопочки на ножке, налитый в нее первач. Остервенело метнула взглядом громы на своего возлюбленного, замкнулась в себе за такое унижение. Петру тоже стало не по себе от поведения сына.
— Ты, Василь Владимирович, брось. Не жена она еще тебе, рано запрягаешь и понукаешь. А ты сестрица, не обращай внимания. Шеляги все беспутные.
Читать дальше