Пол Теру - Моя другая жизнь

Вдруг Триподи поднял руку и замахал нетерпеливо. Хоть какой-то признак жизни. Но тут же все оборвалось, надо было менять кассету, потом со стуком закрылась черно-белая хлопушка — Триподи Би-би-си «Арена» 16.08.82 , — и снова пошла пленка.

— Флобер никогда не женился. Он работал. Он писал.

— Я женат, и мне хочется думать, что…

Но Триподи не слышал Руперта. Это была реплика, а не вопрос на картоне. Триподи продолжал говорить:

— «Мадам Бовари» — современный роман, насколько это вообще возможно для романа. Но в здании художественной литературы много залов. Роман — в нашем представлении — не более чем развлечение. Забава.

Триподи продолжал развивать свои абстракции; но когда эта говорящая голова стала пророчить будущее литературы, я вдруг обнаружил, что потерял нить его рассуждений. Я понял, как это уже было в Фулеме, что такие дискуссии не по мне. Мне нужно что-то более конкретное, иначе я превращаюсь в ворчливого обывателя. Триподи в этой программе был интеллектуалом сверх всякой меры.

— Ты где, Пол? — спросил Руперт.

— Нет, это очень интересно…

— У тебя глаза остекленели, как сказала бы моя жена.

— Знаешь, я на самом деле не понимаю, о чем он.

— Потому что у тебя традиционный подход. «Он сказал, она сказала… Облака, трава, деревья…»

— Я так не пишу.

— Да я просто дразнюсь. Неужели ты не понимаешь, что он толкует как раз о таких книгах, какие я пишу?

— Потому ты и хотел мне это показать?

— Нет. — Руперт улыбался. — А ты ничего странного там не заметил?

Я начал было отвечать, но он стал перематывать пленку. Триподи запрыгал, как клоун, двигаясь с неимоверной быстротой и задом наперед. Потом Руперт нажал «Пуск», и пленка пошла снова, со слов «Вы звучите очень категорично».

Я увидел, как старик заколебался и повернулся. Руперт остановил пленку.

— Что ты там видишь?

— Ничего.

— Глянь еще раз.

На заднем плане, за окном, промелькнуло что-то неясное по направлению к черному ходу. Какое-то пятно? Или фигура? Вроде затылок маленькой головы и узкие плечи; но это могло быть и кучей листьев, поднятой ветром, или взмахом тряпки, или просто сполохом света.

На переднем плане Артуро Триподи повернулся, так что стал виден его затылок и шея сзади: жилистая, слабая, жалкая, слишком тонкая для воротника, который на этой несчастной плоти морщился под галстуком, как пустой мешок, завязанный шнурком. Люди так одиноки при взгляде под косым углом, так беззащитны при взгляде со спины.

— Что это?

— Ты хочешь сказать «Кто это?» — поправил Руперт. — Запомни это пятно.

— Твоя жена, что ли?

Руперт так безудержно расхохотался, что я понял — мой неуклюжий вопрос наверняка имеет какой-то непонятный мне, но важный для него смысл. Наконец он вытер глаза, отдышался и ответил:

— Дочка домработницы, Клара.

Значит, там была-таки усатая старуха.

— Ты хочешь мне что-то сказать, верно?

Глаза Руперта возбужденно блестели. Судя по выражению лица, он собирался сказать мне нечто такое, чего я и представить себе не мог. Была у него эта трогательная черта: он всегда сиял и захлебывался от восторга, если знал что-нибудь, чего не знал его собеседник. Ведь мудрость в том и состоит, что вы знаете нечто, неизвестное другим. А это так здорово! Руперт редко показывался на глаза, но уж коли появлялся — всегда был полон энтузиазма. Об Артуро Триподи такого не скажешь.

Положив руку на видеоплеер, Руперт держал пленку на месте: пятно за окном, повернутая голова Триподи, хилая шея, поза отступления.

— Когда мы закончили и расставили мебель по местам, — сказал Руперт, — мы его поблагодарили и ушли.

Я представил себе душную комнату, полную пыльных книг, и чрезмерно одетого старика в уродливом пузатом кресле.

— Я уже был на полпути домой, когда вспомнил про ключ. Ведь мне ж его дали, чтобы войти к нему со съемочной группой. А ключ остался у меня. Звонить ему без толку — все равно моих извинений не услышит. Потому ключ и был у меня, что он глухой, звонка в дверь услышать не может. Мы-то договорились, что я положу ключ в конверт и брошу в почтовый ящик.

Он улыбнулся и сжал пальцы, словно держал в них ключ.

— Я собирался жену к нему послать, но она уехала за город и вернуться должна была только к вечеру. Так что пошел назад сам — а конверта у меня не было, — я открыл дверь и вошел. Захожу — в кабинете его нет…

Я представил себе Руперта там. Как он затаил дыхание и оглядывается, прислушивается, а лицо его сияет от радости.