Андрей Матвеев - Жизнь с призраками

Сейчас я его не звал, но этого и не понадобилось. Он стоял рядом, часто дыша после быстрого бега, красивый, мускулистый, готовый разделить со мной как радость, так и любое горе.

Ткнулся мордой в ладонь и облизал ее большим, влажным языком.

— Зябко! — сказала Дениз.

Пес смотрел на нее и улыбался. Никогда и никого я не любил так, как его, в этом можно признаться сейчас, когда он давно живет в параллельном мире. Конечно, если бы в свое время Лера родила мне дочь, то эта любовь бы перевесила, но что толку постоянно с сожалением думать о прошлом, Лера — тень, мой пес — призрак, а Дениз недостижимая мечта, и с этим придется смириться.

— Эй, вы где? — Мамур сбегает на берег, пес растворяется в наступившей ночи, а мы идем обратно, пора грузиться на яхту и отдавать швартовы.

Вначале я думал, что проще будет идти на лодке, но ветер дул со стороны Бодрума, и на веслах нам пришлось бы добираться не один час. Лодка понадобится, когда придет время высаживаться на берег. Селим уже приготовил ее по нашей просьбе, нагрузив припасенным скарбом — мощными фонарями, парой лопат, прочной и длинной веревкой.

Лунная дорожка поймала нас почти сразу же, как мы отошли от берега, ее серебристый свет манил, втягивал в себя, будто в воды магической и страшной реки.

Тихо, лишь шум дизеля да плеск волн, вот и все, что слышно.

Берег был неразличим, я не представлял, как найду нужное место. Арнольд сидел на корме и курил, Мамур о чем-то разговаривал с Дениз. Поток серебра на воде был сплошным и увлекал в открытое море.

Как вдруг я увидел тоненький ручеек, ведущий к берегу, ответвление от основного русла, струйка расплавленного лунного металла, уходящая в сторону.

— Селим, — крикнул я, — стоп!

Шум двигателя стих, слышен лишь говор волн. Затем раздался характерный звук опускаемого якоря, скрежет цепи, гудение лебедки, всплеск воды.

Первым в лодку спрыгнул Мамур, затем Арнольд, притихший, будто наконец-то понявший, во что вляпался. Наша очередь с Дениз была последней, опускаться по веревочной лестнице неудобно, особенно когда лодка не стоит на месте, ее то подымает, то опускает волнами.

Мамур сел на весла и погреб в сторону берега, следуя всем извивам серебристого ручейка.

Появился берег, он был темным, можно даже сказать, черным. Море тоже было аспидным, вызывающим скорее чувство страха, чем привычных ласки и нежности.

Я не выдержал и зажег фонарь. Нам оставалось всего метров пять, но прямо к берегу подплыть было нельзя, начались камни, пришлось остановиться и выпрыгнуть в воду, хорошо, что только до колена.

Сначала мы перенесли на берег скарб, потом на руках вытащили лодку. Серебристый ручеек не исчез, он двигался хитрой змейкой по берегу, упираясь в самом конце в черное отверстие.

— Я не хочу туда! — сказала Дениз.

— Костер бы развести! — то ли нам, то ли самому себе проговорил Арнольд.

Мы с Мамуром, подсвечивая себе фонарями, набрали разбросанного под скалами плавника. Он был сухим, и костер разгорелся быстро. Языки пламени вырывали из темноты кусочки берега, часть моря и ту черную, мрачную дыру, куда нам придется лезть совсем скоро, может, что и прямо сейчас.

Хотя никому этого не хочется. Одно дело размышлять об утерянных сокровищах госпитальеров, а другое — полезть во чрево земли, где еще неизвестно, что найдешь.

— Один страхует, двое лезут! — говорю я. Сначала по-английски, затем по-русски.

Арнольд начинает разматывать веревку, делает на конце петлю и ныряет в нее.

— Нет, — останавливаю его, — я первым!

Мы меняемся местами. Мамур держит страховочный конец, Дениз сидит у костра, такая же задумчивая и красивая, как на берегу у пирса, где я встретился с призраком своего пса.

В дыре влажно и душно, свет фонаря вырывает из темноты то кусок каменной стены, то покрытый налетом помета летучих мышей пол. Потолок, стены, пол, странно применять эти слова к пещере, хотя чем дальше мы продвигаемся вглубь, тем все больше ощущаем себя в трубе, кишке, сужающемся с каждой минутой лазе, пока наконец не застреваем в узком месте этого дьявольского прохода, куда нас невесть что занесло, и тут до меня вдруг доносится стон.

Арнольд тоже слышит его и начинает кричать. Не думаю, что ему мерещатся скелеты, стоящие на страже сокровищ госпитальеров. Скорее всего, что, как и я, он понимает: в пещере кто-то есть!

Ей снились маленькие золотые рыбки с бриллиантовыми глазами. Они не были живыми, каждая чешуйка странно оттопыривалась, под некоторыми таинственно мерцали маленькие аккуратные жемчужины, отчего возникало ощущение, что тело рыбки усеяно множеством серебристо-матовых шариков, те же глаза, но поменьше. Не рыбка, а прибор ночного видения, лоцман очередного кошмара, вот сейчас они поплывут, и тогда она сможет увидеть все, что творится там, где солнце и день, хотя Марина уже потеряла счет часам и минутам. Время застыло, до сих пор до нее не доходил смысл этой фразы, но за те дни, что она здесь, ей удалось научиться чувствовать каждое мгновение, надо было лишь прислушиваться к биению собственного сердца.