Андрей Матвеев - Жизнь с призраками

Так что о какой свободе может идти речь, хотя и тепла, и солнца было достаточно, а в свой единственный выходной она умудрялась и купаться, и ездить в Бодрум, в один из ночных клубов, хотя больше всего ей хотелось, чтобы срок контракта подошел к концу и она улетела обратно в свой северный город, где каждое утро надо будет нестись на машине по темным и сонным улицам к студии, где ее все еще ждет микрофон, — ведь ей обещали, что вновь примут на работу сразу же, как у нее прочистятся мозги.

Только вот случилось не предусмотренное контрактом и всеми этими «нельзя» и «запрещено». Фотограф, работавший в отеле с самого начала сезона, невысокий, полноватый, лысеющий турок с черноморского побережья, чуть ли не из Трабзона, сломал ногу. Пытаясь сделать удачный кадр, забрался на россыпь камней, служивших естественным волнорезом. Они были мокрыми, он не удержался и упал, да так, что правая нога, попав в щель между двумя огромными булыжниками, хрустнула. Дамочки, которых он фотографировал, с испуганными воплями понеслись к отелю, а через пару часов бедолагу уже увезли в Бодрум, в больницу, откуда он скорее всего и отбыл обратно в Трабзон.

И в отеле появился Озтюрк.

Это было незадолго до моего прибытия в «Конкордию». К этому времени Марина уже прекрасно знала, что крутить любовь с турками — занятие пусть и приятное, но бессмысленное. Насмотрелась на отдыхающих девушек и дам. Хорошо было тем, кто просто искал безудержного отпускного расслабления, но она никак не могла забыть одну влюбленную девчушку, уезжавшую в слезах, и то, как красавчик Невзат, самый красивый из аниматоров, которому, судя по всему, все эти «нельзя» и «запрещено» были до фонаря, клялся ей в любви и обещал сразу же после сезона приехать к ней. А на следующий вечер он уже зажигал с белобрысой и веснушчатой ирландкой, с которой Марина и застукала его ночью на пляже, когда, в очередной раз забыв про свод правил, пошла посмотреть на ночное море и на то, как серебристая лунная дорожка, перебегая с волны на волну, исчезает у горизонта, среди невидимых в этот час островов.

Озтюрк был мужественен и красив. Еще он был интеллигентен и образован. Говорил на трех языках, играл на гитаре и пел, учился на последнем курсе Измирского университета, но своей будущей специальности «Администрирование бизнеса» предпочитал фотографию, отчего каждое лето на сезон уезжал на заработки в тот или иной отель, и всегда — в Бодрум. Здесь было не так влажно, как на анталийском побережье, что в самой Анталии, что ближе к Алании, что, наоборот, к Кемеру, да и люди здесь отдыхали другие, Озтюрк так и называл их: Bodrum people, люди Бодрума.

Высокий, загорелый, с аккуратно подстриженной бородкой, с постоянно чуть растрепанными, но при этом всегда будто уложенными парикмахером длинными волосами.

В застиранных джинсах и легкой рубашке с короткими рукавами. И даже в полдень, когда глаза сильнее всего резало от солнца, не надевавший темные очки.

С раннего утра он выходил на охоту со своим фотоаппаратом, территория отеля, пляж, опять территория отеля. А вечерами шел снимать закаты. Он мечтал сделать хотя бы один снимок, но такой, который вобрал бы в себя всю магию этого места и того часа, когда солнце садится за холмы и море на какое-то мгновение становится сказочно-розового цвета. Иногда в воде попадаются камушки подобного оттенка, но очень редко.

Марина никогда так не влюблялась. Сразу же, как увидела его, так и пропала. Она тонула в его глазах и в голосе, в его манере улыбаться, чуть-чуть, уголками губ. Это был тот мужчина, которого она ждала с того самого момента, когда задумалась о любви, уже целых пять, нет, даже семь, если не восемь, лет!

Он разговаривал с ней, когда шефа анимации или кого-нибудь из менеджеров отеля не было рядом, не говоря уже о Мемдухе, этом главном местном стукаче, диджее, который возненавидел ее с первого взгляда и так и норовил подловить на нарушении «нельзя» и «запрещено». Иногда Озтюрк снимал ее, заставляя принять то одну позу на фоне моря, то другую. Встать у олеандров, наклониться над магнолиями. Сесть в гамак, натянутый между платанами. Улыбнуться, чуть наклонив голову, чтобы волосы рассыпались по плечам. Но не больше. Она была объектом для съемки, хотя и не таким изысканным, как ежедневные закаты над Эгейским морем.

Откуда я знаю все это? От Али.

Полногубый и кудрявый, худой и нескладный, будто морской конек, он был парикмахером, хотя это как раз тот случай, когда более подходящим будет слово «куафёр».