Мег Вулицер - Исключительные

Но, проснувшись, она услышала только «тсс». Потом негромкий смешок, потом Эш бодро шепнула кому-то:

— Нет, вот сюда . Это Дженни Чан. Она начнет кричать про мужчину с лицом.

— Что? — переспросил он.

— Иди сюда. Все в порядке. Они спят.

Итан Фигмен забрался в постель самой, наверное, красивой девушки, какую он когда-либо видел, и если счастье излучает собственный свет, то, наверное, он струился с этой кровати на прямоугольную поверхность вигвама, проникая во тьму. Наверняка сам Итан трепетал от счастья — но, возможно, и Эш тоже. Итан и Эш. Итан и Эш?

Ерунда какая-то. Импульс попал в глаза Жюль, пока она пыталась осмыслить происходящее. Как получилось, что именно Итан стал желанным для Эш? Ведь Жюль его отвергла. Но, конечно, все люди разные, вспомнила она, им позволено быть разными. Она заставила себя подумать об этом, резко отворачиваясь от их тел лицом к окну и жаркой ночи, которая пропускала сквозь занавеску лишь скудный противный воздух. Два голоса в вигваме стихли и слились воедино, затем превратились в воркование , будто в постели друг к другу прижимаются два голубка. Печальная, прекрасная, нежная Эш Вулф и чудесный, безобразный, блестящий Итан Фигмен, невероятная пара, невероятным способом втиснутая в спальный мешок с горячей красной подкладкой и повторяющимся узором из ковбоев и лассо, издавали шепот и лепет. «Сними рубашку», — шепнула ему Эш. «Рубашку? Наверное, ни к чему», — прошептал он в ответ. «Надо». — «Ну ладно. Погоди, она не снимается. Смотри, смотри, ее заклинило». А Эш прошептала: «Ты сумасшедший». И в ответ сговорчивый Итан безумно рассмеялся, а дальше последовал тихий, едва различимый звук: скорее всего, он впервые в жизни снимал рубашку перед девушкой. «Ну вот. Отлично, — прошептала Эш. — Видишь?»

Затем послышались чмокающие, мучительно человеческие звуки, и вновь вернулись голуби, и внутри раскаленной фланели все закрутилось, как на вертеле. Любовь неизъяснима. Жюль Хэндлер-Бойд в конце концов поймет это, когда станет терапевтом, но нынешняя Жюль Хэндлер знала об этом лишь понаслышке и откликнулась внезапным ощущением притворства и стремлением защититься. И, в общем-то, завелась. Почувствовала, что все сделала неправильно, как всегда . Она ощутила непреодолимую потребность сказать завтра Джоне что-нибудь мерзкое и насмешливое о том, свидетельницей чему стала минувшей ночью. «Представляешь себе? Похоже, противоположности и впрямь притягиваются, хотя и несуразно в данном случае».

Поутру восстановилась нормальная температура воздуха, а в вигваме остались только пятеро девочек. Они восседали на кроватях под вступительные аккорды симфонии Гайдна «Сюрприз», которую Вундерлихи по-прежнему заводили ежедневно на проигрывателе, и мелодия разносилась по лагерю «Лесной дух», пробуждая всех от сна.

Уму непостижимо, как любовь двоих людей может навредить третьему. Если они все так же поддерживают связь, постоянно названивают и как обычно зовут ее в город на выходные, откуда взяться острому чувству одиночества? И все же Джули Хэндлер чувствовала себя одинокой весь год с тех пор, как Эш Вулф и Итан Фигмен стали любовниками. И это они сами называли себя любовниками, не она. Никто на ее памяти еще не использовал этого слова, но Эш произносила его так, словно в том, что подростки являлись любовниками, нет ничего необычного. Тем летом Эш и Итан словно соединились какой-то крепкой, если не сказать телепатической, связью. По их словам, раньше идея стать любовниками вовсе не приходила им в голову. Но поскольку они уже годами знали друг друга и каждое лето проводили на одном и том же клочке земли в Беркширских горах, их вдруг осенило — и больше они не желали разлучаться друг с другом.

Настал апрель 1977 года, и к тому времени они встречались уже восемь месяцев. Итан был с Эш, когда у собаки семейства Вулф нашли неоперабельную опухоль, из-за чего ретривера пришлось усыпить. Эш не смогла заставить себя отправить Нуджа на операцию, и это пришлось сделать Итану. Он пошел вместе с матерью Эш, и вдвоем они гладили по тревожно вздымающемуся боку прекрасную золотистую собаку, с которой Эш и Гудмен провели все детство, а врач ввел ей препарат, который остановил сердце. Итан утешил мать своей девушки — свою, как потом оказалось, будущую тещу, — а затем вернулся в приемную, и Эш упала в его объятия и расплакалась. Казалось, он стал хранилищем всего женского горя на свете.

— Гудмен даже не пришел, — жаловалась Эш, уткнувшись в него лицом. — Нудж был нашим псом, моим и его, мы оба так любили его, а Гудмен пропустил его смерть, Итан. Он обязан прийти ради Нуджа. Мы оба обязаны.