Анатолий Макаров - Выставка стекла

Вячеслав Иванович время от времени солидно кивал красивыми очками в такт его словам, и это еще больше вдохновляло Вадима. Встретив понимание, он перестал осторожничать и уже не столь тщательно подбирал слова, рассчитывая больше на убедительность тона, допустимого между понимающими друг друга людьми. Да чего там, почти своими, в том смысле, что похоже мыслящими, одни и те же книги прочитавшими, одной и той же музыкой отводящие душу.

Так вот, подобно музыканту, который, исчерпав себя в сладких муках импровизации, возвращается к изначальной теме, Вадим, припомнив разнообразные Севкины достоинства, пришел к выводу, что самый его первый довод в защиту товарища обладал наибольшим весом.

— Шадров — порядочный человек, — повторил он уверенно, чувствуя, что установил с сотрудником всемогущего ведомства душевную, не требующую пояснений связь.

— Порядочный? — блеснув толстыми стеклами очков, переспросил Вячеслав Иванович. — А где же была его порядочность, когда он с агентами ЦРУ по Москве шатался? Почему не помешала ему Родину продавать, перед толпой, как на ярмарке, и оптом, и в розницу? Странные у вас представления о порядочности, — поражался Вячеслав Иванович уже без всякого дружеского участия, железным непроницаемым голосом общественного обвинителя, идейного борца, командира, пресекающего трусливую панику.

— Разве может порядочный человек клеветать на свой народ, на строй, который он установил в революционной борьбе, на трудности, какие он переживает? Да свинья этого не сделает, потому что даже у свиньи, наверное, есть благодарность к родной крыше, к тому месту, где ее кормят, а у вашего товарища эти свойства отсутствуют. Начисто! И главное — порядочный! — праведно негодовал Вячеслав Иванович. — Матери родной в лицо плюнуть на потеху врагу, это называется порядочность?

Презирая себя за то, что второй раз споткнулся на том же самом месте, купился на приветливость очкарика с тою доверчивостью, с какой поверил в Зоину заботу, ненавидя себя за боязливую податливость, Вадим пробормотал, возможно, даже пролепетал нечто бессвязное о том, что не совсем понимает, о каком предательстве идет речь.

— О самом обыкновенном, — холодно ответил Вячеслав Иванович, — о заурядном. Ваш товарищ, — голосом он как бы подчеркнул или же в кавычки заключил это слово, — вместе со своими американскими хозяевами выходил на улицы Москвы и помогал им вести антисоветскую агитацию.

У Вадима потемнело в глазах и под ложечкой образовалась тошнотворная зияющая пустота. Ему вспомнилась вечерняя толпа возле «Националя», вечные московские зеваки, инженеры, бухгалтеры, лысоватые научные сотрудники, собравшиеся вокруг разговорчивого американца, еще красноречивее которого оказался задорный молодой человек непонятного звания, вроде бы наш, судя по выговору, но если судить по языкатому веселому ехидству, то тоже заокеанский житель.

— Я никогда не видел, чтобы Шадров занимался агитацией, — буквально выдавил из себя Вадим.

— А вы заходите к нам, — вновь веселым свойским тоном пригласил Вячеслав Иванович, — я вам фильм покажу. Интересное кино! Про то, как ваш товарищ на Красной площади распинается об американских свободах, а цэрэушники в сторонке стоят и посмеиваются. Давай, давай, мол, хорошо работаешь! О'кей!

Перед глазами Вадима возникло продолговатое, отчасти лошадиное лицо Чарльза-Карела, сосредоточенно внимавшего безалаберным хмельным разговорам за столом, флотским байкам, дворовым подначкам, присловьям, прибауткам, которыми спокон веку тешит себя и отводит душу русский народ и в казарме, и в лагерном бараке, и в полуподвальной коммуналке, находящейся в десяти минутах ходьбы от Кремля.

— А может, смотреть кино и необходимости нет? — проницательно усмехнулся Вячеслав Иванович. — Может, все-таки эти сюжеты вы и в жизни наблюдали? Интересно бы послушать ваши впечатления.

— Я от вас чего жду, — Вячеслав Иванович вновь заговорил с мужественной, вызывающей доверие простотой, — чтобы вы знали, не доноса, не ябеды какой-нибудь… Нормальной лояльности, товарищеской помощи, в которой всякий настоящий комсомолец просто не вправе отказать органам, охраняющим нашу конституцию.

— Так я и не отказываюсь, — потупившись, негромко выговорил Вадим, вроде бы неожиданно для самого себя, но вместе с тем как бы не без охоты подчиняясь нормальной и вполне обоснованной логике собеседника.

— Ну, слава Богу, — улыбнулся тот с облегчением. — Гора с плеч… Я вам прямо скажу, попадаются товарищи, которые от этого нормального сотрудничества уклоняются. Как будто их на подлость толкают, на низость, на предательство. Чепуха, честное слово! Объективных сведений просят от них, всего-навсего, имейте в виду, объективных данных, без которых наша мысль может пойти по неверному пути. А это вновь может привести к нежелательным последствиям, — прямой взгляд из-за стекол очков как бы убеждал Вадима в том, что ответственность за людские судьбы он разделяет наравне с работниками компетентных органов.