Вадим почувствовал, что разом вспотел, и сделался самому себе противен, так случалось в отрочестве, когда прихватят тебя где-нибудь в чужом дворе — местная кодла, прежде чем лупить, начнет издеваться, а ты отчаянно трусишь и одновременно презираешь себя за трусость, за бессилие.
— Садись, садись, — приказала ему Зоя напрямую, — что у тебя за отношения с этим нашим бывшим студентом… как его… с Шадровым?
— Он мой школьный товарищ, — обтекаемо, как ему показалось, ответил Вадим.
—А ты знаешь, чем этот твой товарищ занимается? — жестко спросила Зоя. — С иностранцами якшается, с американцами, с гражданами ФРГ…
Вадим хотел было осторожно заметить, что не видит в этом ничего предосудительного, раз этих людей пускают в нашу страну, почему же нельзя с ними общаться, хотя бы ради языковой практики, Шадров ведь не спекулянт, не фарцовщик…
— А ты знаешь, что все иностранцы шпионы? — сразила его своею определенностью Зоя. И, словно понимая, что его шокирует такая грубая, давних времен и нравов однозначность, от души потешилась над его идеализмом.
— Ты что думаешь, если мы с каждой трибуны про мирное сосуществование вещаем, то к нам миротворцы и едут, голуби с веткой в клюве? Противники, заруби себе на носу, идеологические диверсанты, политические разведчики. Ты думаешь, его «советского завода план» непременно интересует, как вы в своих дурацких песнях поете, а он вас, дураков, изучает, вашу трепотню анализирует, досье на вас заводит, анкеты составляет…
Никогда еще Зоина причастность к некоему ведомству, о которой по факультету ходили слухи, не обнаруживалась с такою непреклонной простотой, раньше в глазах Вадима она добавляла заместителю декана лишь особой туманной значительности, какою окружен всякий человек с репутацией прикосновенного и посвященного.
— На него запрос пришел из института исследований, — куражилась Зоя, — а он что себе позволяет? По кабакам шляется с иностранцами! Хорош дипломник, выпускник университета!
В этот момент Вадиму сделалось по-настоящему страшно, безжалостная тоска сжала сердце, неприятной холодной испариной выступила на лбу. Сразила мысль о том, что про него все, оказывается, известно. Полтора часа просидели в обеденное время незагульное в этом проклятом «Национале», и вот, пожалуйста, этот ничего не значащий, ровным счетом ничего не означающий факт уже запротоколирован и занесен в некие тайные, неподвластные времени анналы. Сейчас Зоя упомянет и выпивку у Толика Барканова, ужаснулся Вадим, тогда вообще конец, мрак, волчий билет. Привести подозрительного американца в дом военнослужащего, балтийского моряка, находящегося в краткосрочном отпуске, — да если бы самому Вадиму доложили о таком поступке, он не оставил бы его без внимания.
Именно так сознавал он с ужасом, не оставил бы. И не мог произнести ни слова в свое оправдание.
Должно быть, это его подавленное молчание, не прерванное ни малейшей попыткой защититься, оспорить предъявленные факты, выставить себя случайной жертвой неосмотрительности, то есть, по сути дела, пострадавшей стороной, каким-то образом подействовало на Зою Константиновну.
Она смягчилась так же внезапно, как и рассвирепела, вновь сделалась обаятельной деловой женщиной, у которой сквозь привычную государственную озабоченность проглянула все понимающая родительская печаль.
— В общем, так я тебе скажу, — произнесла Зоя совсем по-домашнему, заботливо и участливо, будто не только его беду разводя руками, но и свое сердце скрепив усилием воли, — если где спросят, ты от товарища своего отмежуйся.
— Ничего, ничего, — пресекла она еще не прозвучавшие из Вадимовых уст возражения, — не терзайся, твой приятель не больно-то терзался, когда втянул тебя в эту историю. Хорош гусь, сам на каждом углу невесть что языком треплет да еще друзей подводит под монастырь.
Так все-таки знает она про визит к Барканову чехословацкого гида Карела или не знает, томился неведением Вадим; если знает, значит, знают и там , потому неприятностей не оберешься, и Толику на своей седой Балтике тоже. А может, и вправду лучше придерживаться версии об экскурсоводе с выставки стекла, соблазнила его догадка, тотчас же поразительным образом уловленная Зоей Константиновной
— Только упаси тебя Бог врать, — поморщилась она, — юлить и вообще выкручиваться. Отвечай конкретно и точно, рассказывай все, как было. Это, поверь мне, всегда вызывает симпатию и желание помочь человеку. В данном случае тебе. Не забывай, какой институт хочет видеть тебя среди своих сотрудников.
Читать дальше