Кристос Циолкас - Пощечина

Автомобиль, казалось, летел по Хотэм-стрит. Свернув на повороте, он увидел мерцающие огоньки на темных водах залива. Почти приехал. Блики луны искрились на водной глади. Он опустил стекло и ощутил запах моря. Вздохнул полной грудью, наполняя легкие свежестью моря, луны, ночи и чистого воздуха. Подъезжая к дому, он поднял голову и увидел, что в спальне горит свет. Сэнди ждала его. Наверняка приготовила для него ужин. Он поест, на цыпочках войдет в комнату сына, поцелует его. Потом ляжет в постель рядом с Сэнди, обнимет ее и заснет. Благодарю тебя, Господи. Он оставил машину в гараже и нажал на кнопку пульта, опуская подъемные ворота. Благодарю тебя, Панагия. Слава богу, он дома.

Конни сидела на уроке биологии, писала неожиданно объявленную контрольную по генетике, и ей вдруг пришло в голову, что сегодня ее отцу исполнилось бы пятьдесят лет. На эту мысль ее натолкнула дата в нижнем правом углу листа, куда она случайно глянула после того, как ответила на вопрос о наследственности. Она старалась отрешиться от этой мысли, пыталась сосредоточиться на контрольной. Тщетно. Мысль не исчезала. Синей шариковой ручкой она стала рисовать на полях лицо — свое лицо, тонкими линиями. Ее тетя Таша всегда говорила, что она похожа на отца. Так и есть. Глядя на его фотографию, она узнавала свой выступающий квадратный подбородок и свои чуть большеватые уши, которые она ненавидела. А от матери она унаследовала густые белокурые волосы и большой рот. (И это ей тоже не нравилось: рот был слишком большой, губы слишком полные, зубы выпирали, — поэтому на фотографиях она редко улыбалась). Конни перевернула страницу и попыталась сосредоточиться на серии графиков, таблиц и данных, наглядно показывающих частоту заболеваний дыхательных путей на протяжении четырех поколений двойняшек у человека. Она должна была определить, как влияют на наследственность заболевания генетические и экологические факторы. И опять ее взгляд метнулся к правому нижнему углу листа, где стояла дата рождения ее отца, но она заставила себя сосредоточиться на вопросе, и вскоре, закончив тест, откинулась на спинку стула.

Дженна, сидевшая за ней, тоже дописала контрольную.

— Как дела?

— Нормально, — шепотом ответила Конни, украдкой глянув в ту сторону, где стоял мистер Де Сантис.

Сцепив за спиной ладони, он смотрел в окно. Интересно, на что он смотрит? На пустую баскетбольную площадку? Она перевела взгляд на часы, висевшие над электронной классной доской. Еще десять минут. Наверное, он, как и она сама, изнывает от скуки. До звонка десять минут — шестьсот секунд. Рядом с ней Ник Серсик, нервный, возбужденный, высунув язык, все еще лихорадочно писал ответы своим корявым почерком. Он был одним из лучших учеников в ее параллели, хотя учеба Нику давалась нелегко — не то, что ей. Он не был умен от природы и хорошие оценки зарабатывал усидчивостью. Сейчас он яростно чесал голову с взъерошенными рыжими волосами, засыпая перхотью тетрадь и парту. Должно быть, во время обеденного перерыва он играл в футбол — точнее, в соккер; просто она не приемлет австралийское название этого вида спорта, — и теперь от него несло едким потом, как от вонючего мужика. Она хотела наклониться к нему и шепнуть ответ, но сдержалась. Не отнимая рук из-за спины, Де Сантис повернулся лицом к классу. Вероятно, он по-прежнему изнывал от скуки. Четыреста тридцать один, четыреста тридцать.

Она не будет думать о Гекторе. Она не будет думать о Гекторе. Она уже жалела, что так быстро написала контрольную. Сто двадцать шесть, сто двадцать пять. Она продолжала вести обратный отсчет и, когда звонок наконец-то прозвенел, невольно вздрогнула. Де Сантис пошел по рядам, собирая тетради. Стулья загремели, все кинулись к двери. Дженна, надев наушники, искала какую-то музыку в своем МР3-плеере. Многие ученики проверяли свои мобильные телефоны или уже что-то кричали в них, пробираясь к выходу. Конни стояла у своей парты, не спеша убирала вещи в сумку. Ник не шевелился, смотрел на нее с грустной смущенной улыбкой на губах.

— Трудная была контрольная, — солгала она.

Он сцепил ладони на затылке и стал раскачиваться на стуле. На его белой школьной рубашке под мышками темнели пятна пота. Это зрелище ее покоробило.

— Пока.

Она перекинула сумку через плечо и пошла из класса.

Трамвай был набит школьниками — из ее школы, из школы для девочек, расположенной чуть дальше по дороге, из католической школы для мальчиков. Вдвоем с Ричи они пробрались сквозь толпу к аварийному выходу и сели на грязные ступеньки. Ричи, упершись локтями в спортивную сумку, лежавшую у него на коленях, напевал какую-то песню.