Хуан Марсе - Двуликий любовник

Но чем активнее он демонстрировал свои мужест­венные движения и нарочито грубоватые манеры южанина, тем более доверчивой и довольной казалась она. И одновременно более осторожной, более рас­четливой: она смотрела на него так, словно мысленно уже прикидывала кое-какие варианты. Вскоре Марес окончательно успокоился и целиком отдался игре. Со­вершенствуя и дорабатывая черты своего героя, он придумывал для него все больше ужимок и характер­ных жестов, а иногда позволял ему даже кокетство: улыбаясь уголком рта, поправить на глазу повязку или пригладить волосы, задумчиво изучая ноги Нормы. Он знал ее достаточно, чтобы понять, как она относится к собеседнику, и Фанека ей определенно нравился или, по крайней мере, интересовал ее.

— Вы мне говорили по телефону о каком-то сюр­призе, — напомнила Норма. — О чем-то, что принад­лежит Жоану...

— Точно. Несколько школьных тетрадок, где он за­писывал свои воспоминания. Я подумал, что вам, на­верное, будет приятно хранить их у себя.

— Жоан дал их вам для меня?

— Да что вы! Этот злодей хотел все сжечь, но я их спас.

— Вы захватили с собой тетради?

— Нет. А вам было бы интересно?

— Умираю от любопытства, — улыбнулась Нор­ма. — Там, наверное, много интимных подробностей?

— Да, есть кое-что... Он вспоминает, как вы, сеньо­ра, его бросили. Но в основном он пишет о нашем дет­стве, о том, как мы пацанами бегали по кварталу, обо мне... И об этом особняке, когда вас еще на свете не было.

— Мне бы очень хотелось прочесть.

— Я принесу их. А может, вы хотите увидеться где-нибудь в другом месте? — осмелился он наконец.

В течение нескольких секунд она, казалось, обду­мывала его предложение. Ее глаза за выпуклыми сфе­рами стекол потупились, затем она осторожно взгля­нула на гордую кудрявую голову андалусийца, на его насмешливый змеиный глаз. Она по-прежнему каза­лась спокойной и холодноватой:

— Да, лучше вам еще как-нибудь зайти.

Улыбаясь, она встала, и он понял, что пора уходить.

Он чувствовал разочарование. Ни на что не хватило времени, он успел только показать ей себя. Он вежли­во простился, и Норма проводила его до дверей.

— Оставьте ваш телефон, сеньор Фанека. Вдруг мне все же удастся отыскать альбом...

Марес почувствовал, как пропасть разверзлась у его ног. Конечно, надо было позаботиться об этом раньше. Должен же Фанека иметь какое-то жилье... Но где?

— Что-то не могу припомнить свой номер, сеньо­ра, — помялся он. — Я, видите ли, остановился в отеле. У меня есть некоторые сбережения, и я думаю пожить немного в Барселоне, я люблю этот город предприим­чивых каталонцев, умных и свободных женщин...

— Вы один живете?

— Да, сеньора, один-одинешенек. К вашим услугам. Лучше жить одному, чем в плохой компании.

— Дайте мне ваш адрес, пожалуйста. Если альбом Жоана найдется, я передам вам его с посыльным. — Она широко улыбнулась и слегка прикусила нижнюю губу. — Или нет, лучше я сама вам его отдам, когда вы занесете тетради...

Когда она смолкла и они подошли к входной двери, переодетый Марес уже продумал, где живет его персо­наж и что нужно делать дальше. Я мог бы сказать ей, что временно живу на Вальден, в ее квартире, поспеш­но прикидывал он, но, зная, что там Марес, она бы ни­когда туда не пришла... Надо предложить другое место. Конечно, ему надо где-то жить, иметь свой собствен­ный адрес — вдруг Норма захочет увидеться с ним вне дома. Он повернулся к ней вполоборота, стройный, горделивый, с небрежно засунутой в карман рукой, и неторопливо ответил мягким и чуть хрипловатым го­лосом:

— Я живу в пансионе «Инес». Он находится в квар­тале у самого неба — вы, сеньора, такого никогда, на­верно, не видали, — на той самой улице, где мы с Жоаном выросли. Улица Верди, дом триста двенадцать. Это, сеньора, очень скромный пансион, построенный в незапамятные времена, и люди в нем все очень слав­ные и симпатичные. Я там с тех пор, как вернулся из Германии, да, сеньора, потому что семьи у меня в Бар­селоне нет... Я вам звякну, чтобы оставить телефон. Мо­жет, пойдем посидим где-нибудь. Если вы, сеньора, со­благоволите прийти, я буду очень рад, я знаю один бар, славное местечко...

— Спасибо. — Норма протянула ему руку, улыба­ясь. — Я подумаю.

— Всего доброго, Фанека.

— До скорого свидания, сеньора.

6

Выйдя за ворота, Марес очутился на шумном и ожив­ленном проспекте. Внезапно его охватила дурнота и головокружение. На мгновение у него возникло чувст­во, что он — никто, а город вокруг —загадочный и бе­зымянный. Он повернул голову: позади него, окутан­ный легким туманом в предвечерних сумерках, дре­мал парк. Огни виллы мерцали между деревьями, тусклые и далекие, словно были на другом берегу жиз­ни. Он облокотился о крылатого дракона на чугунной решетке и тяжело вздохнул. Приключение с Нормой не доставило ему ни малейшего удовольствия, и те­перь он пытался отыскать тому причину. Дело не в том, что он Норме не понравился, напротив, знойная каталонка с огромным удовольствием устремилась бы в опытные объятия андалусийца. «Черт подери, — ду­мал Марес, — это всего лишь вопрос времени. Но раз­ве это не означает наставить рога самому себе?» По­размыслив об этом, он почувствовал, что еще больше заплутал в таинственном безымянном мире, и улыб­нулся. «А почему бы и нет, собственно, — сказал он се­бе, — если это делали другие, почему бы мне самому не наставить себе рога, вернее, не мне, а этому чучелу Фанеке».