Ника Созонова - ...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше

Прежде чем потерять сознание, я увидела склонившееся надо мной мужское лицо. Ох, вот кто сейчас совершенно лишний — так это сочувствующие прохожие! Не хочу ни 'Скорой', ни капельницы, ни реанимационной. 'Оставьте, оставьте меня!..' — прорычала я, пытаясь из последних сил отпугнуть непрошенного самаритянина. Но мужчина не отстал, а склонился еще ниже.

Странное лицо для прохожего. Почему выражение его глаз меняется каждую секунду, словно узор в детском калейдоскопе? Нет, уже не меняется. Теплый глубокий покой и нежность… На радостном вдохе узнавания-озарения сознание умчалось от меня прочь, шалея от уворованного глотка свободы.

Но я очнулась. Это было еще не всё.

Я лежала на жесткой, теплой, залитой красным закатным солнцем крыше. Наверное, сюда меня перенес Питер. Голова покоилась на чем-то мягком — куртке или свернутом шарфе. Под черепной крышкой по-прежнему было вязко и аморфно от 'ваты'.

На расстоянии протянутой руки сидел Спутник. Спиной ко мне, на самом краю крыши, свесив вниз ноги. Герой моих снов сегодня был белоснежен. Шелковый, слепящий глаза чистотой плащ, рассыпанные водопадом волосы.

Я хотела окликнуть его, но осеклась, пораженная 'выражением' его левой ладони. Он держался за металлический прут ограждения. Не просто держался — рука была невероятно напряжена и словно сведена судорогой. Яростно бился пульс на проступившей синей веточке вены. Такая рука могла быть только у человека, испытывающего неимоверную боль.

Вот, оказывается, что означали слова: 'Если хочешь, я возьму твою боль себе'.

Я ни разу не удосужилась задуматься над ними. Просто тупо радовалась, что больше ничего не сверлит, не выворачивает наизнанку, не прижигает раскаленным железом. Тупо поверила его дурацким словам о связи боли и наслаждения…

Я лежала и смотрела на его руку.

Неимоверное напряжение стало спадать, пальцы расслабились и отпустили прут. Веточка вены потеряла выпуклость, кожа стала тепло-розовой. Синхронно с этим рассосалась 'вата' в моей голове. Приступ прошел.

'Прости меня, Принесенный Ветром…' Он услышал мои мысли и хотел повернуться, но медлил. Я была уверена, что сейчас на его лице нет маски.

Значит, я должна сказать или сделать что-то ещё. Например, привстать и прошептать, что всего этого не было — грез, в которых я плавала, боли, которую пережила, стены, которую выстроила между собой и своим прошлым. Я не знаю, стану ли я вновь маленькой девочкой, радостно тянущей ладони в будущее, выдумывающей забавные слова и мечтающей о небывалой любви. Или стихиалью бурливой речки. Это не очень важно.

Я люблю вас — людей, прошедших сквозь мою жизнь, изменивших меня, и тех, кого изменила я. Я прощаю вас за все — простите и вы меня.

Мой Питер… Мой город, который я люблю больше всего на свете, — как славно, что с этой высоты я вижу тебя всего. Прощай.

Вот и всё. Сейчас он повернется ко мне, и я протяну ему руку.

Я знаю, Спутник, твое лицо не испугает меня.

* * * * * * *

Санкт-Петербург