Ника Созонова - ...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше

На лице, а может, чем черт не шутит, рыле, морде или даже, не дай бог, грызле была фарфоровая маска, из тех, какие носят на карнавале в Венеции. Только в отличие от карнавальных на ней не было отверстий для глаз — глаза были нарисованы. Маска улыбалась и, судя по всему, собиралась улыбаться вечно. Ну ладно, фарфоровый лик с золотыми разводами на скулах и тонко выписанными глазами — это, конечно, красиво. Но, скажите пожалуйста, почему же тогда на его теле не шелковая хламида какого-нибудь Пьеро, а кожаная куртка, расклешенные штаны и ковбойская шляпа? При этом он был босиком. Одежда выглядела грязной и рваной, но больше всего меня потряс вид измазанной в глине босой пятки на фоне идеально белого, блестящего бока рояля.

— Ты кто? — задала я вопрос, обычно первым приходящий в голову в подобных ситуациях.

— Твой собеседник, твоя фантазия, твоя совесть — называй, как хочешь.

Голос говорившего был так же выразителен, как и его вид. Глубокий, тихий до шелеста, и в то же время с подспудным рычанием. А когда он повышал его — от вибрации маски у губ становился не по-людски гулким.

— Я сплю?

— Не совсем. Я бы сказал, ты находишься в том состоянии, когда душа еще не отделилась от тела, чтобы начать странствие по ночным мирам, а мозг уже расслабился и перестал контролировать подсознание.

То, что мой мозг расслабился, я заметила сразу, как сюда попала. Вот только куда испарился мой здравый смысл, прихватив за компанию, чтобы, видимо, не скучать в дороге, мой скептицизм — этого уразуметь я не могла.

— Зачем столько эмоций, девочка? Это вредно для твоего психического и физического здоровья.

Поймав на лету стакан с чем-то рубиново-красным, он перевернул его вверх дном. Жидкость блестящей лентой заструилась вниз, неторопливо и вальяжно, так, что в какой-то момент показалась мне змеей, тянущейся к опавшим листьям. Незнакомец расхохотался.

— Что ж, можно и так. Хотя мне она больше напомнила ленточку для волос, надетую в честь Первомая.

Я с ужасом уставилась на перевернутый стакан в его руке, из которого, шевеля раздвоенным язычком и гипнотизируя меня неподвижными зрачками, медленно вытекала… нет, все-таки выползала рубиновая змея. Покачавшись из стороны в сторону, она поменяла направление и, предпочтя опавшим листьям неизвестно где затерявшийся потолок, заструилась вверх. Отпущенный стакан одиноко поплелся следом, поворачиваясь из стороны в сторону и блестя выщербленными краями. Я задумчиво проводила его взглядом.

'Кажется, у меня начинает съезжать крыша. Во всяком случае, таких бредовых и при этом таких ярких и реальных снов я в жизни еще не видела'.

— Это не сон, — мягко проговорил незнакомец.

— Хорошо-хорошо, пусть это не сон, как ты говоришь. Но объясни, почему я должна верить собственной галлюцинации?

Он расхохотался. Звонко, сильно. Странные для этого места звуки острыми камушками забились о мои барабанные перепонки. Смех нарастал. Казалось, его волна вот-вот накроет меня с головой. Он был осязаемым и упругим, я задыхалась под его тяжестью.

Предметы, плавно летевшие под потолок, внезапно поменяли свои траектории и рванули ко мне. Я обхватила голову руками, защищая ее от песочных часов, портсигара, пепельницы… Что-то больно стукнуло меня по затылку, что-то оцарапало руку. Неподвижным оставался лишь рояль с сидящим на нем существом, да листья на полу.

— Что ж, пусть будет галлюцинация, — смех оборвался так же внезапно, как и начался. — Ну, а теперь мне пора — иначе твоя бедная крыша и впрямь не выдержит такого перенапряжения и съедет на сторону. А потом упадет на пол…

Передо мной промелькнули босые грязные пятки, исчезнувшие в золотистом ковре листьев. Казалось, он просто нырнул головой вниз со своего рояля. От того места, где он исчез, поднялась воздушная волна. Через секунду я была окутана роем остропахнущей шуршащей листвы. Меня закружило, изгибая тело под немыслимыми углами, а потом я провалилась во что-то мягкое.

Далее же начался самый обыкновенный, яркий и красочный, но вполне привычный мой сон.

И вот с той самой ночи каждый раз перед тем как я засыпаю, я вижу его. В разных мирах и пространствах, чаще всего смахивающих на декорации к пьесам абсурда. В разных одеждах — начиная от древнеримской тоги и заканчивая скафандром. Но всегда на лице его одна и та же венецианская маска, а одеяние отличается потрепанностью и не блещет чистотой.

Он упорно отказывался огласить свое имя или кличку, заявляя, что не имеет таковых. Я пыталась придумать сама, чтобы хоть как-то его называть. У меня обычно это получается: два-три новичка в 'Трубе' обрели клички с моей легкой руки (легкого языка), но сейчас дело застопорилось. Я перебрала многие, от Ночного Глюка до Локи (скандинавского плута), от Сэра ЛСД до Атума (самый непонятный египетский бог, сумевший родить сам себя). Пробовала называть его Принесенный Ветром, но это было слишком длинно. Сокращенный вариант — При-вет, звучал несерьезно. В конце концов, обессилев, стала звать его просто Спутником. Раз уж он прицепился ко мне и, по всей видимости, не собирался в ближайшее время отвязываться.