Амели Нотомб - Зимний путь

— О нет, как раз эта часть моей роли нравится мне больше всего. Пока я была пассивной читательницей Альеноры, я не отдавала себе отчета в сути ее искусства. Ее проза настолько прозрачна, что внушает желание самому взяться за перо: кажется, будто это необыкновенно просто. Каждому читателю следовало бы переписывать тексты любимого автора: лишь тогда становится ясно, чем именно они хороши. Чтение — слишком быстрый процесс, он не позволяет разглядеть то, что кроется за этой мнимой простотой.

— У нее очень странный голос, я с трудом ее понимаю.

— Да, это типично при такой болезни. Но к ее дикции со временем привыкаешь.

— А как именно называется эта болезнь?

— Очень редкая разновидность аутизма, болезнь Пнэ. [12] Название вымышлено. В одном из своих интервью А.Нотомб сказала, что «заключила пари сама с собой»: в каждом ее романе должно встретиться слово «pneu» (автомобильная шина). Так зовут врача, который классифицировал этот вид дегенерации, — обычно ее называют «тихим аутизмом». Одна из проблем страдающих этой болезнью состоит в том, что они не умеют защищаться от агрессии со стороны, просто не воспринимают ее как таковую.

Поразмыслив, я сказал:

— И, однако, в ее романе…

— Верно. Но это оттого, что Альенора — писательница: в процессе творчества ей удается выразить то, чего она не видит в повседневной жизни. Увы, другие больные с этим синдромом не обладают ее талантом.

— Следовательно, ее талант не является следствием заболевания.

— Нет, является. Это род инстинктивной защиты от чуждого окружения, творческий дар, который не развился бы в ней, не будь она аутисткой. Я терпеть не могу теорию полезного зла — мол, не было бы счастья, да несчастье помогло, — но должна признать, что без этого несчастья Альеноре никогда не удалось бы выработать свой писательский почерк.

— А в чем еще состоит ваша роль, кроме того, что вы пишете под ее диктовку?

— Я служу посредницей между Альенорой и внешним миром. Работы у меня хватает: я торгуюсь с издателями, слежу за ее физическим и умственным здоровьем, покупаю для нее продукты, одежду и книги, подбираю музыку, вожу в кино, готовлю еду, помогаю ей мыться…

— А она и на это неспособна?

— Она считает грязь неким забавным явлением и не понимает, зачем ее нужно смывать.

— Вы мужественная девушка, — сказал я, пытаясь представить себе эту гигиеническую процедуру.

— О, я многим обязана Альеноре. Я ведь живу на ее деньги.

— Если учесть все, что вы для нее делаете, это более чем справедливо.

— Не будь ее, мне пришлось бы заниматься какой-нибудь рутинной утомительной работой. Благодаря Альеноре мое существование обрело смысл, и я благодарна ей за это.

Меня привело в ужас то, что она поведала. Сам я, хоть убей, не смог бы переносить такую жизнь. А она — она была ей рада!

Я подумал: уж не святая ли она? Святые женщины вызывают во мне нечто вроде эротического возбуждения именно оттого, что раздражают. Не такое чувство я хотел бы питать к этой молодой женщине.

— Как же вас зовут? — спросил я, чтобы покончить с темой великодушия.

Она улыбнулась так, словно готовилась выложить на стол козырную карту:

— Астролябия.

Если бы я в этот момент что-нибудь ел, то наверняка поперхнулся бы.

— Но… такого женского имени нет, есть лишь мужское — Астролябий! — воскликнул я.

— О, наконец-то я встретила эрудированного человека!

— Так звали сына Элоизы и Абеляра! [13] Пьер Абеляр (1079–1142) — французский философ-схоластик, богослов и поэт. Будучи настоятелем собора Парижской Богоматери, соблазнил племянницу каноника Фюльбера Элоизу, которая была младше его на 22 года, и сочетался с ней тайным браком. Элоиза родила от него сына, названного Астролябием. В отместку за это родственники Элоизы оскопили Абеляра. Трагическая история любви Абеляра и Элоизы отражена в автобиографии Абеляра «История моих бедствий» и в произведениях Петрарки, Руссо, Попа, Фаррера и др.

— Я вижу, EDF набирает в свой штат схоластиков?

— Как это вашим родителям пришло в голову наречь вас Астролябией?

— Надеюсь, хотя бы вы не думаете, что это псевдоним, который я выбрала, чтобы потешать публику?

Еще бы! Кто-кто, а уж я-то хорошо знал, на какие идиотские сюрпризы способны родители, подыскивая имя для своего отпрыска!

— Мою мать звали Элоизой, — продолжала она, — а отца Пьером, так же, как Абеляра. И это было бы еще полбеды. Но вскоре после моего зачатия отец стал фанатичным сторонником Фиделя Кастро, бросил мою мать и уехал жить на Кубу. Мама, в порыве мести, назвала меня Астролябией: мол, все сторонники Кастро — кастраты, и пусть мой отец, если он вернется, узнает ее мнение на сей счет. Увы, он так и не вернулся.