Ричард Йейтс - Сама естественность

«Только не уходи» — этот крик, эта мольба как будто совершенно невольно срывалась с уст Дэвида Кларка в отношении почти всех женщин, которые у него были с момента развода. Некоторых это, казалось, подкупало, других сильно озадачивало, а одна, особенно острая на язык, заявила, что «такие речи недостойны мужчины».

Но буквально после нескольких ночей со Сьюзен подобные приступы почти прекратились. Эта восхитительно молодая длинноногая девушка, в теле которой было заключено ритмическое биение самой любви, прочно укоренилась в его жизни.

— Слушай, Сьюзен, — сказал он однажды. — Знаешь, что?

— Что?

— Мне с тобой спокойно. Вроде бы это не самое важное, но дело в том, что я всю жизнь хотел быть спокойным, и никто кроме тебя так и не смог дать мне этого ощущения.

— Что ж, отличный комплимент, Дэвид, — сказала она, — но мой, я думаю, его побьет.

— Как?

— Когда я с тобой, мне кажется, я знаю, кто я.

Тем вечером, после приезда мистера Эндрюса, когда она попыталась объяснить, что она ощутила при виде плачущего отца, Дэвид утешал и успокаивал ее, как мог. Но она довольно быстро отстранилась и ушла горевать в одиночестве в другую комнату, и оттуда долго не доносилось ни звука — на его вкус, даже слишком долго.

— Слушай, — сказал он ей, — почему бы тебе не написать ему письмо? Подожди три-четыре дня, если хочешь, чтобы вышло поделикатнее. После этого можно будет забыть о том, что произошло. Так люди и поступают, если присмотреться. Люди учатся забывать.

Через полтора года они поженились в пресвитерианской церкви, расположенной неподалеку от огромного университета, в котором тогда работал Дэвид. У них была просторная старая квартира, которую гости часто находили «интересной», и некоторое время у них не было других потребностей, кроме как наслаждаться друг другом.

Но вскоре Дэвид стал проявлять упорное и настойчивое беспокойство по поводу ужасов вьетнамской войны. Он произносил гневные речи на занятиях, помогал распространять петиции и устраивать митинги в университете, он даже несколько раз напился по этому поводу — тихо, в одиночку, — и с трудом добравшись до кровати в два или три часа ночи, долго бормотал что-то невнятное, пока не забылся в тепле, исходящем от спящей рядом Сьюзен.

— Знаешь, что, — сказал он однажды вечером на кухне, помогая ей с посудой. — Думаю, Юджин Маккарти [1] Юджин Маккарти (1916–2005) — политик, поэт, конгрессмен от Миннесоты. Во время президентской кампании 1968 г. первым выступил против действующего президента-демократа Линдона Джонсона. Его антивоенная программа принесла ему громкий успех на предварительных выборах в Нью-Гемпшире. После этого Джонсон выбыл из гонки, и его заменил в качестве кандидата Роберт Кеннеди. Кеннеди был убит, и на выборах победил республиканец Р. Никсон. Впоследствии Маккарти баллотировался в президенты в 1972 и 1976 гг. может оказаться величайшим героем американской политики второй половины века. На его фоне побледнеют даже братья Кеннеди.

Чуть позже тем же вечером он начал жаловаться на академическую жизнь, которую вообще-то никогда не любил.

— Преподаватели просто выключены из жизни, — заявил он, театрально разгуливая по комнате со стаканом в руке. Она устроилась со своей швейной корзинкой на диване и заделывала разошедшийся шов на его брюках.

— Боже ж ты мой, — продолжал он, — мы читаем о мире, мы его обсуждаем, но мы к этому миру непричастны. Нас держат под замком — где-то далеко на обочине или высоко в облаках. У нас нет никакой роли. Мы даже не знаем, как ее можно сыграть.

— Твоя роль всегда казалась мне важной, — сказала Сьюзен. — Ты употребляешь весь свой профессионализм, чтобы научить других тому, что знаешь сам. Таким образом ты расширяешь их кругозор и обогащаешь умы. Разве это не роль?

— Ну, не знаю, — ответил он, и был уже, в сущности, готов отступиться, чтобы закончить дискуссию. Умаляя важность своей работы, он мог подорвать самые основания уважения, которое она к нему испытывала. Другое соображение испугало его еще больше: в ее словах, когда она спросила «разве это не роль?», ему послышалось, что она имеет в виду «роль» в театральном смысле — как будто бы те лекции в Тернбулле, когда он расхаживал перед классом под музыку собственного голоса, то и дело прерываясь, чтобы обернуться и бросить на нее взгляд, — как будто бы те лекции не содержали в себе ничего, кроме чистого актерства.

Он сидел, не говоря ни слова, пока не сообразил, что и в этом можно усмотреть «роль»: человек, в раздумье сидящий со стаканом в руке при свете лампы. Тогда он встал и опять заходил по комнате.