Джуно Диас - Делла принципа

— Пусть живет, как хочет.

— Супер, ма, а мне на чем теперь сериалы смотреть?

— У нас есть другой телевизор, — мрачно сказала она.

Ага. Крошечный, переносной, черно-белый, с регулятором громкости, застопорившимся на двойке.

Мамик сказала, чтобы я сходил к донне Рози и спустил вниз запасной матрас.

— Ах, какой ужас, какой ужас, — закудахтала донна.

— Подумаешь, — со вздохом сказала мамик. — В детстве я и не на таком спала.

В следующий раз мы пересеклись с братом на улице. Он был с Деллой и ее выродком. Вид жуткий, вся одежда висит.

— Козел! — крикнул я. — Мамик из-за тебя на полу спит!

— Не нарывайся, Юниор, — предупредил он. — Зарежу на хер.

— Всегда пожалуйста, — сказал я. — В любой момент.

Теперь, когда он весил пятьдесят килограммов, а я в качалке выжимал восемьдесят, провоцировать его было по кайфу, но он лишь полоснул ребром ладони по своей шее.

— Не заводи его, — заныла Делла, придерживая брата за локоть. — Оставь нас в покое.

— О, Делла, привет! Тебя еще не депортировали?

Тут брат двинулся в мою сторону, и я, несмотря на вышеупомянутую разницу в килограммах, решил дальше судьбу не искушать. Слинял.

Никак не предполагал, что мамик окажется такой железной леди. Утром уходила работать. Потом распевала псалмы с богомолицами, а остаток дня проводила у себя в комнате. «Он свой выбор сделал». Запретила произносить его имя вслух. Сняла со стен фотографии. Сначала отца вычеркнула, теперь — Рафу. Один я остался.

Но молилась за него, как и прежде. В хоре богомолиц я различал ее голос, просивший бога защитить заблудшего сына, исцелить, надоумить. Иногда она посылала меня его навестить под предлогом передачи лекарств. Я боялся, как бы он не привел в исполнение свою угрозу, но еще больше боялся матери. Сперва приходилось звонить, чтобы гуджаратец впустил в квартиру, потом — стучать, чтобы они открыли дверь комнаты. Делла всегда наводила порядок перед моим приходом, сама расфуфыривалась и отпрыска наряжала во все лучшее. Роль свою вела безупречно. Лезла с объятиями: «Как дела, hermanito [57] Братишка, — исп. ?» Рафа, напротив, демонстративно игнорировал. Лежал поверх одеяла в одних трусах, безмолвно наблюдая, как, пристроившись на краю кровати, я объясняю Делле сначала про одно лекарство, потом про другое, а она кивает и кивает, и ничего у нее глазах не отражается.

Потом, понизив голос, я спрашивал:

— Как у него аппетит? Состояние?

— Muy fuerte [58] Здесь: здоровее не придумаешь, — исп. , — отвечала Делла, косясь на брата.

— Рвота? Температура?

Она качала головой: нет.

— Ну, ладно тогда, — говорил я, вставая. — Пока, Рафа.

— Пока, гондон.

Когда по завершении миссии я возвращался домой, с матерью всегда была донна Рози. Отвлекала от мрачных мыслей.

— Как он выглядел? — спрашивала донна. — Что сказал?

— Сказал, что я гондон. По-моему, знак хороший.

Однажды, входя в Pathmark, мы с мамиком заметили брата. Он стоял чуть поодаль с Деллой и ее недоноском. Я обернулся посмотреть, не помашут ли они нам, а мать даже не сбавила хода.

В сентябре снова началась школа. Последний класс. Меня вышибли из продвинутой группы и записали в подготовительную «для поступающих в вуз», что на языке школьной администрации означало «для тех, кто никуда не поступит». Почти все от меня отстали: я же брат ракового, о чем со мной говорить? Я либо читал, либо (когда совсем обкуривался) глазел в окна.

Через две недели такой херни я забил на учебу и начал прогуливать (за что, собственно, и вылетел из продвинутой группы). Мать на работу уходила рано, возвращалась поздно, по-английски не читала, и значит, застукать меня не могла. Почему я и оказался дома в день, когда пришел брат. Он вздрогнул, увидев меня на диване.

— Что это ты тут делаешь?

Я заржал.

— Это ты, — говорю, — что тут делаешь?

Выглядел он ужасно. Черные язвы в уголках губ, и глаза еще глубже ввалились — просто две ямы на лице вместо глаз. Ходячий скелет.

— Ты на себя в зеркало давно смотрел? Прошлогоднее дерьмо и то лучше выглядит.

Рафа оборвал разговор и прошел в спальню мамика. Я сидел и слушал, как он роется в шкафу за стеной. Потом он уехал.

Так повторилось дважды. И только на третий раз, когда он опять полез в материнские вещи, я сообразил: Рафа ищет деньги. Мамик держала их в маленькой жестяной коробке, которую регулярно перепрятывала, но я всегда знал место последнего тайника на случай непредвиденных обстоятельств.