Ричард Йейтс - После войны

Но она помнила о бумажных куклах и заводном поезде. Помнила их отважный прыжок с клена — оказывается, больше всего она боялась врезаться в ужасную ветку, которая росла ниже; а еще помнила свое ожидание в машине в тот день, когда их родители кричали друг на друга. Она помнила даже, что Пол вышел к ней попрощаться.

Под конец вечера они перебрались в третий или четвертый бар, и там она стала говорить о своих планах. Может быть, она вернется в Штаты и поступит в колледж — этого хотел их отец, — но есть и другая возможность: она вернется и выйдет замуж.

— Да ну? Ты серьезно? За кого?

Она чуть улыбнулась — в первый раз он увидел на ее лице неискреннее, лукавое выражение.

— Я еще не решила, — сказала она. — Потому что, понимаешь ли, предложений сколько угодно… ну, почти сколько угодно. — И она извлекла из сумочки большой дешевый американский бумажник с пластиковыми рамочками для фотографий. В нем оказалась целая галерея портретов американских солдат — одни улыбались в объектив, другие хмурились, и почти все были в форменных пилотках.

— …А это Чет, — говорила она, — он милый; сейчас он уже у себя в Кливленде. А это Джон, он скоро возвращается домой, в маленький городок на востоке Техаса; а это Том; он милый; он…

Снимков было, наверное, пять или шесть, но казалось, что больше. Среди женихов был летчик со знаками отличия, который выглядел весьма солидно; однако в другом претенденте на руку сестры Пол опознал тыловика-снабженца, а к ним солдаты, понюхавшие пороху, относились с легким презрением.

— Ну и какая разница? — возразила она. — Мне все равно, что он делал на войне и чего не делал; какое отношение это имеет ко всему остальному?

— Да, я думаю, ты права, — сказал он; Марсия убирала бумажник в сумочку, а он пристально наблюдал за ней. — Но послушай, ты любишь кого-нибудь из этих ребят?

— Ну разумеется, конечно… то есть наверно, — сказала она. — Но это же легко, правда?

— Что легко?

— Любить кого-то, если он милый, и если он тебе нравится.

И это дало ему много пищи для размышлений на весь следующий день.

На другой вечер, явившись по приглашению «на ужин или вроде того», он внимательно осмотрел ее белую, плохо обставленную квартирку и познакомился с ее подругой-сожительницей по имени Айрин. На вид ей было лет тридцать пять, и все ее взгляды и улыбки ясно говорили о том, что она рада делить жилье с девушкой гораздо младше себя. Колби стало неловко, когда она назвала его «милым мальчиком»; потом она принялась виться вокруг Марсии, смешивающей коктейли — дешевое американское виски с содовой, безо льда, — и давать ей ненужные советы.

Ужин оказался еще более неубедительным, чем он ожидал, — кастрюлька с картошкой и консервированным колбасным фаршем, приправленными сухим молоком, — и когда они еще сидели за столом, Айрин зашлась смехом после какой-то фразы Колби, хотя он вовсе не пытался острить. Отсмеявшись, с блестящими от слез глазами, она повернулась к Марсии и сказала:

— Какой славный у тебя братик — и знаешь что? Думаю, ты угадала насчет него. Думаю, он и вправду девственник.

Есть несколько способов замаскировать глубокое смущение: Колби мог повесить голову, чтобы скрыть яркий румянец, а мог сунуть в рот сигарету, закурить, прищурившись, искоса взглянуть на женщину ледяным взором и сказать: «Почему вы так думаете?» — но вместо этого он тоже расхохотался. Он смеялся гораздо дольше, чем было необходимо для того, чтобы показать, насколько нелепо их предположение; он беспомощно осел на стуле; он не мог остановиться.

— …Айрин! — протестовала Марсия; она тоже покраснела. — Я не понимаю, о чем ты! Я никогда такого не говорила.

— Ну ладно, ладно, беру свои слова назад, — сказала Айрин, однако когда он наконец сумел взять себя в руки и успокоиться — голова у него слегка кружилась, — в ее глазах все еще плясали веселые искры.

Поезд Марсии уходил в девять с какого-то вокзальчика далеко на севере Лондона, поэтому она должна была торопиться.

— Слушай, Пол, — сказала она, торопливо собирая чемодан, — тебе вовсе не обязательно провожать меня так далеко; я отлично могу добраться сама.

Но он настоял — ему хотелось избавиться от Айрин, — и они беспокойно поехали вместе, в молчании, на метро. Но они сошли не на той станции.

— Тьфу, какая я дура, — сказала она, — теперь придется пешком, — и по дороге разговорились снова.

— Не понимаю, с чего Айрин вдруг ляпнула такую глупость, — сказала она.