Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Как с Цариком. Скорая психиатрическая помощь. Помнится, я и в детстве не умел отказываться от неприятных поручений. Бывало, и сам напрашивался. Зачем? Не знаю.

Мы бродили часами, Валтасару нужен был рядом кто угодно, любая душа. Мы таскались по улицам, по самым глухим, он выговаривался, тогда заходили в любую забегаловку, и там ему предстояло влить в себя стакан водки, без этого он не мог поесть, желудок отвыкал работать, а удержать пищу надо было, аминазин не идет натощак. Валтасарово отвращение к алкоголю в такой ситуации было безмерно. Он не мог выпить без положительного примера. Эта роль отводилась мне. А я, небольшой любитель пить стаканами, и сам отдал бы свою дозу первому встречному, еще и уплатил бы впридачу. Нет, выпить надо было мне, именно мне. Кое-как заглатывал я свой стакан, а за мною и он, судорожно двигая кадыком, запрокинув голову, дрожащей рукой вливал в себя водку и долго еще с рвотными позывами на перекошенном лице работал пищеводом, подавлял спазм. Дипсомания, тоскливо говорил он, разве люди знают, что это такое…

Он и сам не знал, что циклотимик. Не знал, что пределы психике положены, как мускульной силе.

Когда я впервые обнаружил этот комплекс у себя, меня охватило страшное подозрение: Царик! Валтасар! Это заразно!

Нас заразили, говорили маститые эмигранты, на нас проводили опыты.

А на деле что оказалось? Почетный клуб. В приватной жизни так бы все и общались. Равнение на середину! Наполеон, Потемкин, Байрон, Бодлер и половина прогрессивного человечества. Другая половина в лагере шизо. А между ними — что?

Не знаю. И ничего-то я не знаю. А ты, Эвент?

От великого до смешного один шаг? А от слез радости до слез горя? От преданной дружбы до пылкой вражды? От мещанина преблагополучного до Сумасшедшего Писателя?

И все это я выложил Доку. Все до копеечки. Клинический дурак. Поди докажи насчет прогрессивного человечества. А участие мое в Валтасаре и опасение заразности запротоколировано.

Но вот и диспансер. Кончаются даже длинные дороги.

Ба, что же это такое? Парадная дверь открыта! Свобода народам Чехословакии? Или все уже настолько необратимо, что можно, наконец, отпереть и эту дверь? И чем же парадный ход отличается от черного? Оказывается, наличием дополнительного лестничного марша. K запахам подгоревшей каши примешались ароматы, паче не лишенные тошнотворности. Док сидит за столом в конце своей кишкообразной комнаты в том же — или таком же — грязном халате и пишет. Вхожу — и он не замечает. Прокашливаюсь — он не слышит.

— Док! — Поднимает голову. — Вношу вклад в твою диссертацию. Что мутит семейную жизнь? Не знаешь? Разновременность желаний. Вот причина твоей мрачности в этот ясный день.

— Очень ново, — сухо говорит Док. — За этим ты пришел?

— Ну, вот еще! — отвечаю дерзко. — Я пришел продемонстрировать тебе умение читать мысли.

— Да? Например?

— Например… Начнем с безобидного, да? Скажем так… Перед тобой моя история болезни… — Док проворно переворачивает листки лицом вниз, а я, Эвент, от него в десяти шагах, на дуэли не попадешь, и якобы разваливается в кресле, но в позе готовой к прыжку. Снимает очки с треснувшим стеклом и проницательно щурится. Что-то переменилось со времени последнего моего визита. Что? Донос из милиции после битья по печени? Только не проявить слабины. На пулеметы! Ура! — … в ней ты пишешь, что улучшение состояния пациента в результате проведенного лечения позволяет рекомендовать его возвращение к нормальной жизни и профессиональной деятельности уже теперь. Так?

Следующий диалог происходит без пауз, более того, мы своими репликами буквально наступаем друг другу на пятки.

Смелая попытка, говорит Док, но ты не угадал. Жаль, отвечаю, а я-то надеялся на своего врача. Пациент отказался, парирует врач, но я не даю продолжить: из больниц выписывают, не взирая на отказы. Все не так просто и в больницах, говорит Док. Жаль, повторяю, и злоба разгорается во мне черным пламенем. Но ты же понимаешь, Док, я не позволю запросто разрушить легенду о моем даре, она не сразу строилась, да и легенд обо мне не много, придется, раз такое дело, читать не по бумаге, а в мыслях. Давай, беззаботно говорит Док и разваливается, то есть напрягается еще больше, глядя на меня уже с явно фальшивым интересом, чем подтверждает, что именно в данный момент я поймаю его на горячем, и я делаю еще одно обманное движение — и в то же время даю ему возможность не подсечься.

— Ладно, пощажу тебя…