Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Заткнись, обрываю и втыкаюсь в свой чай.

Он знает, о чем говорит. Он помнит меня дееспособным. Помнит, что мог… в общем, немного, но все же… Правда, и для немногого приходилось затрачивать непропорционально много усилий и мириться с несоизмеримостью их полученным результатам.

Соизмерять я так и не научился. Так это со мной и осталось.

Единственное, что со мной осталось.

Когда-то ты больше верил в меня. Тогда ты и сам в себя верил, парировал он. Знаю, это звучит смешно, но верю в себя и теперь и доведу дело до конца. До какого, интересно, конца, взорвался он, что ты мелешь, да перед этой задачей любой монте-кристо наделал бы в штаны. Книжные мстители карали индивидов, а ты строй решил покарать? Тут уж не Монте-Кристо надо быть, а Лениным. Но стать Лениным ты не согласился бы даже ради меня. Да, не согласился бы и не смог, но я сделаю, что смогу, остальное доделает история. Ах, история? И когда это будет? Не скоро, но я не спешу. Посеянное может взойти через год, сказал он прегнусным голосом, через десять лет, может вовсе не взойти, надо приготовиться к худшему и — сеять, так? Так, сказал я.

Бац! Блюдце с чашкой на пол! Соседи по стойке разволновались. Тыхише, хлопчики, предупреждает Кабатчица. Мать-мать-мать — тыцька власть! Мать-мать — тыцька власть — мать-перемать! Ну и колоритный диалог! Милиционер по другую сторону стойки быстро допивает содержимое своей чашки и уматывает: дескать, не мое собачье дело. Мать-перемать — это, в общем-то, его, но тыцька власть — этим и впрямь занимается другое ведомство. Кабатчица еще раз выразительно говорит: хлопчики! Хлопчики переглядываются. Оба лет сорока пяти, светловолосые, один с бородкой и проплешиной, другой без бородки, но с могучими рычагами, даже под пиджаком видно. Рычаг хмуро смотрит на меня — ЛД между тем исчезает, мерзавец, — и толкает другого. Та цэ ж письмэннык, приязненно улыбается тот. Я знаю этого человека, но участие в политических дискуссиях мне совсем уж ни к чему. Прибегаю к испытанному приему — гляжу прямо в очи потенциальному дискутанту, подбавляя взгляду маниакальности. Он, конечно, этого не выдерживает.

Надо заметить, у хлопчиков достаточно тем для обсуждения.

Как-то, незадолго до первой эмиграции (считаю, что из Штатов я эмигрировал вторично), Затейник, муж Бубы, свез меня на грибную охоту. Тогда отъезжающих ублажали и баловали, не то вовсе рехнуться можно было от унижений, сопровождавших наше выдворение с еще не тонувшего корабля. Не всякий, правда, решался держаться близко к изгоям… Словом, Затейник с утра заехал за мной, сунул в машину и повез в Яворивський район. Сколько ни ездили, нигде ни хуторка. А места отменные, золотые места, пейзаж вроде как в Нью-Джерзи в районе Принстона. Все для сельского хозяйства — и ни следа сельского хозяйства. Одни танкодромы с перепаханной, до основания разрушенной землей. Вокруг ни души, лишь время от времени промчится танк с задраенными люками.

Дело было осенью. В прозрачных рощах и на полянах мы искали грибы, а находили яблоки, груши, сливы. На десятки верст вокруг никакого жилья — и столько плодов? Затейник сообщил мне, что некогда этот приграничный район был одним из цветущих мест Галиции. Жилье здесь было, уютные хутора, трудолюбивые и зажиточные люди здесь жили.

Титская власть снесла все до основания. С бандеровщиной боролась. И — поборола. Ну, за ценой, если что надо, титская власть никогда не постоит, в этом ей надо отдать должное. Возможно, уже не осталось в живых никого из обитателей этих мест — ни стариков, ни взрослых, ни даже детей. Рано умирали ровесники-украинцы, вернувшись из Сибири с обожженными легкими. А деревья стоят. Разросшиеся, громадные, не похожие на плодовые, все еще плодоносят, исполняя завет тех, кто некогда посадил их для детей и внуков.

Ни тебе детей, ни внуков…

Что за беззаветные люди, прямо Маккавеи. Мне, при теперешнем моем цинизме, трудно это представить. Видеть такой жернов, у них на глазах перемоловший вермахт, лучшую в мировой истории армию, — и пойти на борьбу… В момент разгона титской военной машины, в условиях военного законодательства… Молодость! Она не сопоставляет сил и не взвешивает реальность целей.

Впрочем, кто я, чтобы судить… Да, отчаянный порыв Галичины был задавлен. Но кто предвидит будущее? Такого гнева семена посеяны, такие реки загнаны в подземные русла… Одни лишь украинские? Кого эта власть не облагодетельствовала?! Включая русских. И они подадут аппеляцию: за что кровь мешками проливали? Веселенькие ждут нас денечки!