Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

— Ты во что-нибудь веришь? — Он кивнул. — В непобедимые идеи раститскизма? Или в то, что надо прекратить это преступление и дать людям жить?

— Да, — односложно сказал он.

— Ну? — сказал я.

Он не шевелился. В наступившем молчании я разогнался, дернул рулем и тормознул так, что машину развернуло посреди дороги и наклонило. Когда она встала на все колеса, Сек сказал: ну, ясно, ты продемонстрировал, что жизнь ни в грош не ставишь, но я-то тут при чем? Когда закачаются весы истории, ты узнаешь — при чем, сказал я. Ну, ты даешь, отозвался Сек.

Это можно было истолковать как угодно. Я вырулил с паркинга на аллею (усадьбу с шоссе соединяет длинная аллея вековых деревьев, мечтаю стать таким деревом, — и поехал, насвистывая «Yesterday». Не доезжая до пересечения с основной дорогой, завернул в лес и попросил его выйти. Зачем, спросил он. Фокус покажу, сказал я, только не подглядывай.

— Если я скажу «нет», — вылезая, начал Сек, — ты перестанешь мне помогать?

— Конечно, не перестану, — сказал я, — но никакая помощь тебе не поможет, тебя подставят при очередном кризисе. Сперва Первый подставит тебя, потом центр подставит его. Сам понимаешь, на войне как на войне. Ваши ряды займут другие солдаты партии, более гибкие…

Он поглядел на часы, я пропел «так красиво, деликатно он глянул на часы», Сек усмехнулся, а я вернулся к своим техническим занятиям. Поскольку я уже знал, что надо искать, фокус не занял много времени. Когда я показал Секу эту штучку, точно такую, какая была у Сокиры, он лишь пожал плечами, надел перчатки и перемотал пленку в начало. Мы ехали и нейтрально наговаривали на записывающее устройство, но в голове у меня крутилось: если Сек знает об этой штучке, значит, есть вторая.

Я снова съехал с дороги и стал так, чтобы нас не было видно. Сек смотрел на меня с удивлением, но опять продемонстрировал свою знаменитую выдержку и ни о чем не спросил.

Тут уж пришлось повозиться. Найти искомое удалось не скоро.

Мокрый снег превратился в дождь, и я прилично вымок, особенно плечи и спина.

Сторож на даче засекает время убытия и передает куда надо, флегматично сказал Сек, а магнитофон записывает работу мотора. Перемотай-ка обе пленки в начало, чтобы тексты сходились, и давай побольше наболтаем для правдоподобия. Об остальном не переживай. Перед въездом в город мы в одном деликатном месте нарушим контакт, двигатель перестанет заводиться, вызовем техпомощь, и наша задержка будет реабилитирована при жизни.

А в разведку, повторил Сек, идем, с кем надо.

Ну, прекрасно! Так садись же за баранку и включи печку, я замерз вусмерть. Думаю, воспаление легких тебе обеспечено, сказал Сек. То, что мы нашли, стоит воспаления легких, сказал я.

Что делать человеку, коли надоело ему и читать, и писать, и он терпеть не может телевидения, даже перестроечного, особенно крикливого, а в кино ничего приличного не только по мировой, но и по титской мерке, что такому человеку делать?

Правильно, идти в гости.

Ходил. Было местечко, Балалайка разрушил его одним метким ударом. Теперь, после всего, болтать с ЛД беззаботно уже не смогу. Утрачена легкость тона, которая делала наши заочные свидания возможными и необходимыми. Не предугадать мне его реплик. Значит, и диалога не получится. Немало пройдет времени, пока это снова станет на рельсы. А собеседник так нужен! На кладбище не пойдешь, нелетная погода. Остается звать кого-то к себе.

Хотел жить в мире, который сам населил — и живи. С призраками.

Дернуло тебя браться за собственное жизнеописание, — брюзжит Мандарин. Мы пьем чай с вареньем, которое я купил специально ради него на зависть Первому Поэту эпохи. — Личное неописуемо и скандально.

Вон как ты заговорил… А кто поддерживал Буйе? Кто заслонил его, когда на него ополчилась семья и отказалась мать родная?

Мандарин качает своей великолепной головой:

Ты не забыл, как он кончил? Под твоей пачкотней могло бы подписаться большинство мужчин и изрядная толика женщин. Но все открестятся. Знаешь почему?

Подозреваю, что открестятся, но почему — не знаю.

Ну и дурак, впадая в мой тон, окрысился Мандарин. Читателя надо сделать близким другом и доверенным лицом прежде, чем начнешь излагать ему вещи, которых он не хотел бы знать о себе никогда-никогда!

Я сделаю его таким другом.

Ты опоздал. Поскромничал. А я знаю сотни случаев, когда в герои зачислялись такие ничтожества!.. Тебе нравится презирать себя за обычные слабости. Большинству Эвентов это не понравится. Им в голову не придет упрекать себя за подобное…