Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

На другой день состоялся разговор с вождем народов. Поводом послужили лозунги к Первомаю. Этого он никому не доверяет, сочиняет сам. Что-то в его тоне, когда он зачитывал и проверял на слух лозунг о тружениках полей, побудило меня спросить: зачем было так спешить с коллективизацией?

Сосо поставил точку и набивал трубку. Очень был собой доволен. Приминая табак, поднял голову, сощурился. Этакая мразь играет доброго лукавого отца народов.

— Страна должна быть организована для управления, этому учил нас великий Ленин.

— Оставь, ты не по радио выступаешь.

— Правда, Шалва! Природа управлять должна, на нее опираться надо. Ненависть к соседу, голод, страх. Вот голод… Вчера поел — сегодня кушать хочется. Сегодня поел — завтра кушать хочется. Завтра поел — послезавтра опять кушать хочется! Постоянно действующий фактор. Очень хорошо для управления. Что делаем? Рррраз! — ликвидируем верхушку производителей, у них всегда запасы хлеба. А хлеб, — поднял палец, — это власть. С помощью бедняков ликвидируем кулаков на основании другого постоянно действующего фактора — зависти к богатому соседу. Очередь бедняка тоже придет, он просто об этом пока не знает. Почему придет очередь бедняка? Потому что запасы даже белка делает, а мужик тем паче. Не доест, но запас отложит. Тогда осуществляем следующий шаг: отбираем все продукты, включая посевное зерно. Некоторое время спустя павтараым апырацыю! Всо атбыраим! Всо! Массовое вымыраные зэмлэдэлческаво насылэныа ест сывыдэтэлствут, што апырацыа пыравэдэна висококачественно. Нэт хлэба! И нэт нэзавысымых! Всэ завысымы! Я пыравытэл! Народ тэпэр из маих рук хлэб палучаит! Я адын навэрху!

— А я думал, что голод стал следствием коллективизации и дезорганизации крестьянского уклада…

— Голод был ниабхадим, Шалва, для спалачэния народа в адын класс. Толко такым народом можьна управлять, Шалва. Этому учил нас великий Ленин.

— Значит, эти миллионы умирающих мужчин, женщин, детей для вас были просто стрелкой прибора, показывавшего достигнутое напряжение тока…

— Замычатэлное сыравнэние, Шалва! Очын точное сыравнэние! Всо панымаеш правылно, палытычэски зрэишь прямо на гылазах.

— Забрать посевное зерно… Это ты удумал!

— Быгыыыы! Здорово, скажи?

Смеется. Если бы мог убивать, убил бы его, не дрогнув…

— Ты ненавидишь крестьянство и боишься его, как и твой учитель не потому, что крестьянство консервативный класс и всякие ваши тра-та-та, что твой учитель надумал для разобщения крестьян и рабочих. А дело, значит, в том, что крестьянство на своей земле независимо. — Я думал вслух. Прозревал. (Независимо — значит, страшно для вас. И ты это понял. В борьбе с тем, что твой учитель и ты натворили, будущие политики обопрутся на крестьянство. Если от него что-то останется.

— Ничего не останется! Уже не осталось! Не на что опираться! — Он смеялся злобно и радостно. С начала войны не видел я его таким молодым и энергичным, и это обожгло меня физически, как будто я опрокинул на левый бок стакан крутого кипятка. — Не будет политиков, Шалва! Ничего не будет! Все так и останется, как я сделал! Что смотришь, Шалва? Не можешь наглядеться на своего любимого вождя?

Кто посмеет тронуть его теперь? Имя исчезло с газетных полос, но олицетворяет сопротивление. Имя уже не на устах, а прямо в душе убиваемого им народа. Если бы народ знал, как гнусен правитель, уж не говорю о жестокости, лишь о том, как смешон, когда видишь его изо дня в день и слушаешь его однообразные, плоские и всегда жестокие шутки…

— Пачиму затих, дарагой? И вапросов больше не имеешь? Я тибэ сам пэрэдлагаю — задавай! На всо атвечу!

— Не надо, спасибо… Ты знаешь, что такое интуиция. Уже потому знаешь, что твоя интуиция не сработала в канун войны…

— Сработала, Шалва, сделать ничего нельзя было, не успевали мы, эти проститутки на западе сломались быстро, так никто не ждал.

— Совсем ты себя разоблачаешь, если на проституток западных ссылаешься. Значит, интуиция тебя подвела, когда пакт заключал. Гитлер не имел в виду напасть на тебя в прошлом году. Он имел в виду напасть в позапрошлом. Не вмешайся западные проститутки, ты уже был бы мертв. Гитлер ударил бы в сороковом из Польши, когда ты погряз в хватании территорий, отделенных тебе пактом. Ему и войска тогда концентрировать не надо было бы, они еще в Польше стояли. Считай, что ты уже два года на том свете…

И началась истерика, как бывает всегда, когда он не находит доводов, а убить не может. Лишь к вечеру я сумел его успокоить.