Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

С географией у нас вышла история.

Где-то выше я упоминал — а нет, помяну при правке, коли повезет править, — забавы наши разнообразием не отличались. Угорелая беготня по коридорам и по тесному двору. Галошеметание в классах, сие развлечение лишь в мокрую погоду доступно было, и, когда удар приходился подошвой плашмя по лицу — куда и метили — это вызывало секундную остановку жизнедеятельности организма. Небезопасные эксперименты на остатках боеприпасов, тут отличался Валена-Пиротехник, самый маленький в классе двоечник, на него никто и подумать не мог, уж такой был тихоня, мы его, как зеницу!.. и снабжали самыми высококачественными подсказками, ему не я подсказывал или Саша-Пузик, а сам Хеся, да-с, поскольку Валена был последней надеждой на срыв урока, чего и достигал — когда султаном белого дыма, когда выбитым окном, а то и развороченной партой. Еще ловля школьных знаменитостей, затаскивание в класс, где на учительском столе их насильственно, сами понимаете, раскладывали и обстоятельно, со злорадством вымазывали их спесивые гениталии фиолетовыми чернилами, густыми и абсолютно несмываемыми. Надеюсь, ты еще помнишь, Эвент, что школа была мужская.

Но с географией связана эпопея. Два года мы благополучно скользили по морям и континентам со Степушкой по кличке Немец. Он, возможно, и происходил из таковых: педантичный, сдержанно-добродушный, с подстриженными усами а ля Генрих Густавович Нейгауз. Предмет знал. На дому у него была собрана коллекция заморских раритетов, какую у себя в доме в бытность мою в Америке я составил на блошиных рынках за три-четыре года. На уроках Немец в экзотику не вдавался и поэзию дальних странствий не разводил, не то было время, изучение географии шло под лозунгом «Изучи врага» и под несмолкаемую песнь «Летят перелетные птицы а я остаюся с тобою родная моя сторона не нужен мне берег турецкий…» и всякая прочая муть, хотя они врали: им было нужно и то, и другое, но не для нас, конечно. Все же Немец был крепкий педагог старой школы и дело свое делал.

Может, не так захватывающе, но все ж странствовали мы, покуда в седьмом классе вместо Немца не пришла Сучок. Надо бы сказать — пришел. Или — Сучка. Но, хоть и женского была она полу, о ней так не говорили, куда там, ей до сучки, как нам до Папы римского. Ибо Сучок была воистину леди, и не простая, а с двумя высшими образованиями. Как она смела хвастать этим в стране, где в означенное время и одно высшее было редкостью предосудительной, этого не знаю. Нельстивый вывод наш был — переучилась!

Кличку географиня получила за сказку с моралью. Сказка была о неразумном человеке, пилившем сучок, на котором сидел. Мораль была: мы и есть тот самый неразумный, ибо шумом в классе не даем ей донести до нас погребенные в ней знания, добытые ею тяжким трудом в двух институтах и засвидетельствованные двумя дипломами, и, таким образом, лишаем себя каких бы то ни было надежд на будущее, ибо не вооруженный знанием!..

Словом, мораль длиннее сказки.

Что до будущего, она не ошиблась. То ли мы себя лишили, то ли нас лишили… словом, сбылось. Что касается знаний, мы их не обнаружили. Если они и были, Сучок обладала ну просто редким умением их скрывать. Пресловутая сказка была единственным вялым бутоном в унылой тягомотине ее уроков. Сучок из сказки переселился в кличку, она закрепилась и пошла гулять по школе. Да как! Кличка переполняла наше высоченное школьное здание, облицованное серыми бетонными рустами, под сводом которого я все еще парю ночами. Сучок, деловито говорили мы, заталкивая друг друга в класс после звонка, дабы не быть застигнутым чтением пресловутой сказки в индивидуальном порядке. Сучок, восторженно визжала малышня, ничего общего с географиней не имевшая, притом и визжала без повода, Сучка вблизи могло не быть и в помине. СУЧОК — вырвалось из школы аршинными буквами на фасад, на немыслимую высоту, на третий этаж, под среднее окно учительской, богохульно вознесенное едва ли не вровень с куполами Андреевской церкви.

Попытались стереть — куда там! Буквы оказались не написаны мелом, а выцарапаны, врезаны в бетонный руст. Первая высотою в полметра, вторая сантиметров сорок, третья тридцать и так далее, словно писавшая рука слабела, удлиняясь и теряя опору в плече. Скандальное слово повисло на челе престижной школы, позоря ее репутацию, и не было надлежащих ассигнований, чтобы путем реставрационных работ вернуть фасаду его девственную строгость.

Развитие событий определила сама Сучок. По моде времени, она потребовала расследования.