Михаил Чулаки - Во имя Мати, Дочи и Святой души

– Захочет. Пей.

– Что она про нас говорит, красивый мужчина. Я даже стесняюсь. Но если не брезгуете такой старухой, давайте сначала так поцелуемся, а после – через кофе.

Наташа потянулась к Витьку, неловко толкнув столик. Запрыгали, кувыркаясь, чашки.

– Ой, на березу карельскую! Пролила всё. Сейчас-сейчас… Вытру… Еще налью…

– Не надо. Я твою чашку подхватила. Пей, Наташенька.

Свами встала, протягивая ей чашку.

– Лучше другого. Расплескалось. Попало в него чего-то.

– Пей сама, или в пасть тебе волью, сука, сестра любезная! А расплещешь – убью сразу. Лучше выпей, Госпожа Божа тебя рассудит.

И приставила чашку к горлу – как нож. А потом уж поднесла к губам,

Наташа, проливая на подбородок и платье, выпила подставленную чашку. Посмотрела на Витька.

– Она подумала чего-то, Зоя ваша. А я просто… я просто – любовный напиток. Приворотный. Приворожить мне такого красавчика захотелось. Сейчас…

Наташа уселась в кресло.

– Разговаривайте, а я сейчас… Сейчас-сейчас…

Свами брезгливо стряхнула с колен капли кофе. Повернулась к молчавшему во время всей сцены мужику.

– Ну вот, а пока мы все живы, можно и поговорить. Ты ведь Федотик?

– Федот.

– Тебя Наташа всегда ласково поминает: Федотиком. А ты и вправду: Федот еще тот.

Наташа откинулась в кресле, закрыла глаза и задышала полуоткрытым ртом.

– И что бы вы вдвоем со мной сделали, если бы Виктор вот так вырубился, да и Гриша, наверное, тоже?

– Это она одна придумала. Испугалась, наверное.

– А что теперь будем делать?

– Чего нам делать? Разговаривать, раз пришла.

– А чего ты делаешь? Девочек поставляешь? – она кивнула в сторону кровати.

– Это она. Пригрела, наверное, сироток. Сейчас вон сколько по подвалам. Любой бомж их во все дырки трахает. Наташа добрая.

– Знаю я, какая Наташа добрая. И она знает, – Свами показала на Клаву. – Расскажет, где нужно. И эти – расскажут. Когда тебя уведут, а инспекторша ласковая их расспросит. Педагогический мент подход имеет. Статья за них есть: за малолеток. Хоть насил, хоть растлел. В сумме можно и расстрел. Если покопать. Может, ты их и закапываешь потом. Когда отработанные. Ты ведь нетраченных ценишь, я слышала?

– Да ты что?! Живут и жиреют! Рады-счастливы! Когда после подвала – жратва и постель. Килек этих, знаешь, как ценят!

– Да-да. На рыбном рынке.

– Ценят и траченных. Мы всех их холим, килечек этих. Да чтобы пальцем! Как своих детей!

– Значит, не закапываешь. Ты у нас не Чикатило, а Щикотило. Пощекотать любишь безгрешно.

– Да мне-то они! Мне, если меньше шестого номера, и смотреть неинтересно. Говорю как отец.

– Наташа, правда, другое рассказывала про тебя, про то, какие ты номера любишь, – Свами посмотрела на Наташу, которая не умела сейчас возразить, и снова на Федотика, – но – неважно. Значит, за растлел – не расстрел. Пропоет тебе прокурор многия лета. От десяти до пятнадцати.

– А ты чего с этого поимеешь?

– Во-первых, деточек жалко. Сердце успокою. А после как прокурор многия лета тебе пропоет, сверх успокоенного сердца – ничего. Вот если – до…

– А что – до?

– Хатенка эта на тебя ведь записана? Зачем тебе столько? У тебя ведь еще есть. Поделиться пора. Поделиться – сохраниться.

– Подумать надо.

– Пять минут, не вставая. Документы у меня собраны, подписываешь и едем к нотариусу.

– Справки еще собрать: форму семь, форму девять. Знаю, покупал.

– Все формы у меня в полной форме.

– Да кто ж их тебе без паспорта?!

Даже Клава поняла, что вопрос глупый.

– Значит, едем резко. Или прокурор пропоет.

– Будет свобода – будут и квартиры, – встал Федот.

– Вот и хорошо. Сейчас и двинемся.

– Только вот паспорта у меня с собой нет, для нотариуса, Зоечка.

– Тянешь, значит. Заедем по дороге. Только ты ходи аккуратно. Ключи здешние выдай… – Федот безропотно протянул тяжелую связку – в кино похожие ключи от города победителям вручают. – Брат Гриша, пришли сестер прибраться. Сироток бедных хоть к Оле пока. Эту, – показала на Наташу, – побережем тоже. У Тони. Ну, присядем на дорожку. Помоги, Госпожа Божа.

Наташа сидела всё так же – запрокинув голову и не чувствуя происходящего. Сиротки совсем спрятались за бруствер из подушек.

Гриша обхлопал Федота, который был раза в полтора выше горбуна, и выудил из кармана пару маленьких ключей – как довески.

– Значит и тачка его внизу, – помахал он ключиками победоносно.

Вышли дружно. Гриша с Витьком придерживали Федота, Свами собственноручно заперла дверь.